– А из каких он?

– Да кто его знает! Сказывали, будто он из холопов тамошних государя нашего.

– Из холопов? Не может быть!

– Я и сам сомневаюсь, – пожал плечами Пожарский. – Уж больно ведет себя смело, да и дерется отчаянно. И в проказах первый, а до сих пор не сечен.

– А часто секут-то?

– А вот сейчас и узнаете! – строго воскликнул неслышно подошедший к ним отец Зосима и, схватив вопящих от боли и испуга мальчишек за уши, потащил их в угол. – Стойте здесь, раз за партами Слова Божьего не разумеете!

– Кажется, наш новичок попался… – тихонько шепнул принцу Петер. – И фюрст[10] Пожарский тоже.

– Помолчи, если не хочешь стать следующим… – одними губами отвечал тот ему.

– Да уж, это не епископ Глюк. В него чернильницей не запустишь.

– Если скажет что-нибудь дерзкое про моего отца – еще как запущу!

Приятель в ответ на это заявление только ухмыльнулся, поскольку давно понял, что среди русских священников встречаются люди разного сорта, но вот откровенных самоубийц точно нет.

Сегодня первый наш с Катариной совместный прием иностранных послов. Несмотря на еще не решенные разногласия, надо продемонстрировать всем, что внутри царской семьи все в порядке. Всем – это прежде всего своим боярам, среди которых тихо тлеет недовольство. Несмотря на все старания и большой опыт в такого рода делах, моя супружница ухитрилась-таки отдавить мозоли нескольким влиятельным особам. Прежде всего тем, что не пожелала резко изменить свои привычки.

Иными словами, Катарина Карловна вместе со своими приближенными продолжает носить европейские платья, вызывая тем самым нездоровое брожение в обществе. И если пожилые боярыни упорно продолжают держаться старины, то у более молодых особ прекрасного пола постепенно складывается на этот счет другое мнение. Как-то сразу немодно стало наносить на лицо толстый слой румян и белил, чернить зубы и делать тому подобный «макияж». Летники и сарафаны стали более приталенными, а вместо сапожек ножки девушек все чаще украшают башмачки с пряжками.

Но самое «страшное» случилось, когда мы с Катариной Карловной показались народу во время парадного выезда. По зимнему времени она покрыла голову меховым капюшоном, под которым была довольно изящная шапочка из красного бархата, с небольшими полями, богато украшенная золотым шитьем. Я по своей мужской простоте не обратил на эту деталь никакого внимания, но вот среди женского населения столицы она произвела настоящий фурор, и теперь все желают носить такую же кику, как у царицы. Мужья и отцы прекрасных дам в панике, мастера шляпных дел завалены заказами, а у ревнителей старины лишний повод излить желчь.

Правда, на сей раз она одета более подобающе. Наглухо закрытое нижнее темно-бордовое платье без какого-либо декольте и открытых рук. Поверх него – чуть более светлое распашное со шнуровкой. И то и другое украшено по минимуму, в том смысле, что золотое шитье не везде, где только можно, а лишь местами, на корсаже и рукавах. Слава богу, в Швеции нет обычая носить огромные гофрированные блины воротников, как при австрийском и испанском дворах, потому плечи Катарины прикрыты тончайшим голландским кружевом. Волосы ее на сей раз под тонкой кисеей, а на голове герцогская корона.

Мое величество выглядит традиционно, то есть в длиннополом русском кафтане и шапке. Они, конечно, тоже украшены золотом и каменьями, но до настоящего парадного платна[11], в котором даже я, несмотря на привычку к доспехам, передвигаюсь с трудом, им далеко. Его я в последний раз надевал на торжественном молебне, посвященном победе над войском королевича Владислава, и с той поры оно вместе с шапкой Мономаха не покидало сокровищницы.