– Саня, ты погляди! Красота! Хоть в фильме стану старшим офицером, – довольный своим видом говорил Сокольников, поправляя ремень и одёргивая гимнастёрку.

Пока шли подготовительные работы, а для этого требовалось ещё час-полтора времени, мы решили с Димкой осмотреться. Ведь не часто можно оказаться в местах, где семьдесят с небольшим лет назад шли очень ожесточённые и кровопролитные бои. Буквально в десяти метрах от съёмочной площадки можно было всё ещё обнаружить те самые траншеи, хотя осыпавшиеся, заросшие травой и деревьями, но видевшие настоящие июльские бои 1941-го года и впитавшие кровь погибших советский солдат и офицеров.

Мы молча ходили по этим окопам, вернее по тому, что осталось от них, и чувствовали дух того давнего тяжелого времени. Сердце замирало от внезапно приходящих мыслей, что, может быть, именно где-то здесь погиб один из моих дядек, служивший до войны рядовым солдатом в части, расположенной где-то под Бобруйском.

– Дима, ты знаешь, мне отец рассказывал, что он со своей батареей выходил из окружения из-под Минска и вышел на наши войска в районе Березины, – очень тихо сказал я своему другу.

– Может именно в этом месте? – также шёпотом спросил Димка, – и вполне вероятно, что укрывался от осколков во время артобстрелов вот в этом блиндаже, – тихим голосом продолжил Сокольников и указал на небольшое отверстие в песчаной почве, которое могло служить амбразурой для пулемёта или использовалось для наблюдения за полем боя.

– Долго же здесь наши солдатики держались! Надо вход поискать, может внутри остались какие-нибудь бумаги, вещи, письма…

Вход долго искать не пришлось. Он находился, как и, положено, со стороны траншеи. Убрав осыпавшуюся землю, я протиснулся внутрь блиндажа. Там было очень темно. Немного дневного света проникало через маленькую бойницу. Вслед за мной в землянку пролез и Димка.

– Ну что тут?

Я достал брелок-фонарик и включил его. Блиндаж оказался довольно просторным с высоким потолком. В сторону реки выходила амбразура, но она почти была завалена песком, и от неё осталась небольшая щель. В центре помещения стоял «хромой» на одну ногу самодельный стол. На нём лежала гильза от снаряда. Она была сплющена и то время служила лампой. Я осторожно взял гильзу в руки и потряс её. Внутри захлюпало масло.

– Смотри-ка, не вытекло! Интересно, а гореть будет? Дима, у тебя зажигалка или спички есть? – тихо, словно боясь кого-то потревожить, спросил я своего друга.

– Держи! – протянул он мне коробок со спичками.

На наше удивление фитиль, торчавший из гильзы, загорелся сразу, как только я поднёс к нему зажжённую спичку.

– Надо же столько лет прошло, а масло не вытекло и не испарилось! Чудеса прямо! – только и прошептал Сокольников.

Лампа-гильза настолько сильно разгорелась своим чадящим пламенем, что практически полностью осветила весь блиндаж.

– Судя по размерам, это не командный пункт роты и даже не батальона, – сделал я вслух предположение.

– И, возможно, даже не полка, – добавил Димка.

Действительно блиндаж был очень большим и сделанным на совесть, даже обшит изнутри досками. Та его часть, в которой мы оказались, видимо, являлась основной, а в противоположной стене, обращённой к склону крутого речного берега, был выкопан запасной выход. Рядом с ним также стоял полусгнивший стол и несколько истлевших деревянных чурбачков, когда-то служивших стульями.

Мы внимательно исследовали блиндаж, но ничего интересного и необычного не нашли: пустые гильзы от винтовок, черепки от глиняной посуды, помятый в нескольких местах металлический котелок, пробитая солдатская каска, а также заржавевшая от долгого времени трёхлинейка без затвора, но со штыком.