– Издеваешься? – шипела первая.

– Ей-богу, За-за-зарина, клянусь, она сказа-за-за-зала, их не будет обеих, – оправдывалась вторая, слышно было, как стучали её зубы, непонятно, от холода или от нервов.

– А про выдру эту что не сказала? Тоже не знала?

– Да какая раз-з-зница, За-за-за-зариночка, вот, ей-богу, какое тебе дело, кто это всё-сё-сё-сё устроил, жиз-з-знь наладится, говорю тебе!

Из-под крыла показалась Госпожа, одетая в кашемировый костюм оверсайз насыщенного кораллового оттенка и жилет из стриженой овчины, в руках её поблёскивал лаковый крокодиловый «биркин», причёска ещё сохраняла вечернюю укладку, лишь пара прядей выскочила на лоб, так как распирающее Зарину негодование заставило её несколько раз нервно тряхнуть головой и топнуть кроссовкой, правда, неслышно. Любаня, напротив, нарядилась с тем расчётом, чтобы не переодеваться на борту по прилёте, – босоножки с тонкими ремешками обхватывали её голые ступни, летнее платье даже не прикрывало коленей, а длинная хлопковая накидка состояла наполовину из кружева. Приятельница рассчитывала проскочить в салон как можно быстрее, но не тут-то было!

Дело в том, что из двенадцати мест бизнес-джета на долю клиенток приходилось лишь четыре: для Госпожи, Любани и некой Зинаиды Михайловны, получившей тур в подарок на шестидесятилетие от своей племянницы, прекраснейшей, между прочим, представительницы клуба, многодетной матери, четвёртое же место, как ты помнишь, своевольно занято автором. Так вот, сидя в зале частных полётов, ожидая регистрации в компании Любани и Зинаиды Михайловны, Госпожа вдруг увидела, как вошла ещё одна пассажирка, спешившая на их рейс. Судя по всему, у неё не было времени переодеться, и она заявилась прямо с благотворительного бала на корабль (бывает и так), в вечернем наряде. Вновь прибывшую Любаня представила Госпоже как Марусю Рындину, лучшую подругу Пассии, и только тогда до Госпожи дошло, что мадам, взявшая под свою опеку ЖЗЛ, никто иная как сама Пассия, и что, вероятнее всего, она потому отказалась от поездки в Дубай, что Любимый экстренно взял её в другое путешествие, и вместо неё, Пассии, теперь летит она, Госпожа, в общем, когда Зарина это поняла, то…

То объяли её страшные гнев и возмущение, и, хотя гнев и возмущение уступили желанию наладить жизнь на всех фронтах, главным образом на одном фронте, любовном, Любане досталось по первое число.

Мой друг, с болью в сердце, но не с отчаянием (теперь ты видишь, как важно вовремя закатать губу), сообщаю, что ввиду появления Маруси Рындиной мне придётся потихонечку соскользнуть с крыла, забыв про селфи, и проскользнуть внутрь самолёта, чтобы найти где притулиться, пока замёрзшая напрочь Любаня и разгневанная Госпожа выясняют отношения у трапа.

Между тем к самолёту подтягивались прочие участники выездной сессии – главный коуч и вспомогательный персонал, для которого предназначались оставшиеся восемь мест. Итак, на серебряном борту летели:

– Стилист.

– Визажист.

– Фотограф.

– Лайф-коуч.

– Эксперт по трём «Э».

– Астролог.

– Кардиолог.

Все, разумеется, по женской части (и все – представители женского пола, кроме кардиолога и Эксперта по трём «Э», которых угораздило родиться мужчинами). Замыкала список таролог – великая (в прямом значении этого слова) и загадочная (в коренном значении) Стефанида Потомственная. Поддерживаемая ассистентками – стилистом и визажистом, – она тяжело поднималась по трапу, перегородив путь астрологу и фотографу, так что эти двое, находясь в вынужденной пробке, успели обменяться услугами: астролог составила фотографу натальную карту, а фотограф запечатлела астролога на фоне бизнес-джета и задней части таролога. Последняя, наконец, преодолела верхнюю ступеньку и теперь стояла в дверях, пытаясь отдышаться. Тогда стилист, визажист, астролог и фотограф, а также примкнувшие к ним Любаня с Госпожой, не сговариваясь, а только крикнув «раз-два-три!», подхватили Стефаниду, дружно, хотя и не без натуги, внесли в салон и водрузили на первое же кресло против движения самолёта, так что все остальные пассажиры находились теперь перед её глазами, как на ладони. Однако, к удивлению клиенток, лайф-коуча, кардиолога и Эксперта по трём «Э», глаза таролога оказались плотно сомкнутыми, и, мало того, едва устроившись на сидении, гадалка, раскинув по плечам длиннющие смоляные косы с двумя фиолетовыми прядями у лица, замерла в неподвижной позе, словно чёрный нефритовый Будда. Периодически она вздрагивала и низким простуженным голосом хрипела «поднимите мне веки», – её наращённые ресницы и вправду были весьма тяжелы. Едва ассистентки замечали, что Стефанида шевелит своими пухлыми пальчиками и не менее пухлыми устами, собираясь произнести «поднимите…», как тотчас подбегали к ней и, встав возле перламутровых сиреневых век (одна у правого, другая у левого), на счёт «три-четыре» тянули вверх ресницы. Они удерживали их пока хватало сил, где-то четыре секунды, Стефанида же молча обводила пассажиров тяжёлым пристальным взором, желваки её при этом ходили вверх-вниз, придавая лицу зловещее выражение, так что у всех кровь стыла в жилах, особенно если её открытый взгляд совпадал с турбулентностью, но ресницы опускались, Стефанида Потомственная снова застывала в своей отрешённо-безмятежной позе, словно никогда не поднимала веки и никогда не видела наш грешный мир. А между тем этот мир уже давно скрылся под густым слоем потемневших облаков, и самолёт, блестящий зеркальный бизнес-джет, в котором эти облака отражались со всех сторон, так что он сливался с небом, и видно было только ЖЗЛ и корону, казалось, завис в воздухе, подобно орлу, высматривающему жертву.