– Спи, Оливия, – приказала шёпотом, – тебе нужны силы, чтобы выжить.

Мне снился вой волков за окном, хищная улыбка Гилберта, тёплые руки доктора. Потом раздался шорох соломы, скрип половиц, и я открыла глаза.

Сердце забилось от привычного страха. И лишь спустя несколько долгих мгновений я поняла, где нахожусь. Выдохнула с облегчением, изо рта вырвалось облачко пара. Очень не хотелось выбираться из своего кокона, в котором было всё же теплее, чем в помещении.

Но сильно хотелось пить, живот сводило от голода. Поэтому я решительно откинула свои импровизированные одеяла и выбралась наружу. Холод тут же скользнул по рукам и лицу. Я несколько раз присела, подкидывая ноги и взмахивая руками, чтобы разогнать кровь. Кажется, стало немного лучше.

Что ж, пора приниматься за дело!

Зимнее солнце светило в единственное окошко, позволяя осмотреть мой новый дом. Я окинула флигель внимательным взглядом. Здесь мало что изменилось. Разве что износилось и отсырело.

Интересно, сколько уже усадьба стоит покинутой?

Флигель делился на две половины: жилую и кухонную. Сорвав ночью занавеси, я сделала пространство единым.

В кухонной части стоял стол, лавка и два табурета – всё потемневшее от сырости. У стены буфет с посудой. Ларь, в котором Насья хранила крупы. Кстати, надо будет позже спуститься в подпол, возможно, там что-нибудь осталось. У входа большой шкаф с нужной в хозяйстве утварью, рядом на гвоздях развешены инструменты, покрытые слоем ржавчины.

Почти четверть помещения занимала большая печь с лежанкой. Если мне удастся её растопить, то спать я буду в тепле. Тем более что в ящике у печи остались дрова и почти полная коробка спичек. Эта находка заставила меня возликовать.

Правда спички я почти сразу же отбросила, они отсырели и стали бесполезны. Но у Насьи наверняка сохранилось и огниво. Она вообще была до ужаса консервативна и в штыки воспринимала всякие «современные штучки», как кухарка называла новые изобретения.

Кресало и кремень нашлись на полке шкафа. Там же и мешочек с трутовыми грибами, к сожалению, тоже сырыми. Я долго думала, что же использовать вместо трута. И вспомнила, как ярко вспыхнула льняная рубаха одного из мальчишек, которую он сушил у костра. Имя мальчишки я давно позабыла, зато помнила, как влетело ему от матери. Мы все тогда получили ценный жизненный опыт.

Недолго думая, я отхватила ножом несколько полос от подола льняной сорочки. Мне тут щеголять не перед кем, тепло важнее.

Первая же искра зажгла полоску ткани. Лён ярко вспыхнул, пахнув в лицо жаром. Но не успела я возрадоваться удаче, как пламя погасло. И мне оставалось только растерянно смотреть на серые хлопья пепла.

К следующей попытке я подготовилась. Сложила в печь дрова. Одно поленце, потоньше, положила поперёк, почти у самой дверцы, остальные – на него, чтобы края нависали. По моим воспоминаниям, именно так делала кухарка. А пламя у неё разгоралось всегда с первого раза.

Под нависающие края сунула два куска бересты – всё, что нашлось в ящике для растопки. Причём кора была сыроватой, но я надеялась, что она быстро высохнет и разгорится.

Да и что ещё оставалось? Только надеяться на лучшее!

В ящике буфета я обнаружила связку восковых свечей. Насья предпочитала их масляным лампам, которые, по её мнению, слишком чадили. Тяжёлый, чугунный подсвечник нашёлся на полке шкафа. Правда, в единственном экземпляре. Но я подумала, что позже смогу поискать ему пару в других флигелях или господском доме. Наверняка там тоже много полезных вещей.

Сложив всё необходимое у печи, я опустилась на колени, обернула подол вокруг ног, тщательно заправив, и принялась высекать искры. В этот раз мне долго не везло. Я несколько раз меняла положение тела, то выпрямляя, то вновь сгибая затекшие ноги. Однако искры вспыхивали и гасли, отказываясь перескакивать на льняную полоску.