Коул затравленно посмотрел на дверь, будто ожидая, что, стоит ему сделать шаг и прикоснуться к еде, его тут же выпорют. Неосознанно он отступил назад, а ком в горле застрял, не давая вздохнуть. Глаза наполнились слезами, но он героически стер их обеими руками.

Не зная, что делать, он снова осмотрел комнату и перевел взгляд на стол. Голод подгонял его украсть и съесть хоть что-то, но страх быть пойманным отбивал любое желание снова оказаться на улице под струями ледяной воды. Поэтому Коул отошел как можно дальше, а потом и вовсе кинулся к кровати, накрывшись одеялом с головой. Желудок болезненно запротестовал – так громко, что, казалось, за дверью его точно услышали.

Неизвестно, сколько он так пролежал, но в какой-то момент его сморил сон. А когда в палату кто-то вошел, парень резко открыл глаза и замер. Незнакомец прикрыл дверь и застыл, не шевелясь, стоя прямо в пороге. Коулу стало любопытно – бессмысленно было прятаться под одеялом.

– Ты почему еще не поел? – недовольно спросила Миранда, оторвав взгляд от подноса с лекарствами. Судя по всему, все это время она тихонько раскладывала их, стоя у стола. – Кэти сказала, ты давно проснулся. Так почему стол еще полон еды? Совсем не считаешься с чужой щедростью, паршивец!

Коул огляделся, словно не понял, что Миранда обращается к нему. Но когда заметил ее карие глаза и нахмуренные брови, по привычке вскочил с кровати. Эта женщина всегда будила их с таким выражением лица, будто готова прибить всех детей на свете.

От резкого движения парня она нахмурилась еще сильнее, окинула его взглядом с ног до головы, отмечая напряженную позу – будто он вот-вот сорвется с места и куда-то побежит. Ее бровь поползла вверх, а затем вдруг… она рассмеялась. Смех вышел каркающим и непривычным даже для нее самой.

Коул покосился на нее, подозревая, что у женщины случился припадок, но, заметив смешинки в ее глазах и то, как она покачала головой, только сильнее растерялся.

– Неужто я так вас выдрессировала, что при моем появлении ты вскакиваешь, готовый к работе? – Миранда продолжала улыбаться, придерживая поднос. – Садись есть, а то все остыло. Я зашла проверить тебя, а ты ни к чему не притронулся.

– Это… мое? – просипел он.

– Ну не мое же, – цокнула женщина. – Ешь давай. Тебя и твоего друга надо быстро поставить на ноги, так Рэй приказал. Паршивца Лиама еле откачала, совсем плох был… Спина вся изуродованная. А Ливию вашему хоть бы хны, крепкий пацан!

Она вздохнула и добавила:

– Ты давай ешь, мне еще к Бобби надо сходить, посмотреть, живой ли он. Вчера всю ночь спать не давал.

Женщина, причитая, поплелась к двери и вышла, тихонько захлопнув её.

Коул несколько секунд не двигался, а потом подбежал к столу и первым делом схватил мягкий, хрустящий хлеб. Он пах так, что слюна заполнила рот, а когда оказался во рту, парнишка застонал. Глаза упали на тарелку, из которой на него смотрела запечённая картошка. Правда, её было немного, а поверх был налит какой-то вкусно пахнущий подлив с кусочками… мяса?

Чтобы не разрыдаться, он прямо руками полез в тарелку, взял то, что было похоже на курицу, и отправил в рот. Прикрыл глаза от наслаждения, а потом не выдержал и расплакался. Ел и всхлипывал, потому что всё это напомнило о доме, отце и надоедливом младшем брате, и почему-то именно сейчас очень захотелось домой.

Жуя еду, Коул вспомнил, что он мужчина, и быстро вытер мокрые глаза, которые сами по себе слезились, стоило почувствовать, что он перестаёт испытывать голод. Даже забытый вкус апельсинового сока взорвался на языке, эмоции переходили в блаженство. От сытости и какой-то новой усталости Коул сполз со стула, не помня, как вообще сел на него, поплелся к кровати, а затем его сморил сон.