– Спасибо, – кивнул я.

– Вы, Иван Александрович, по какой части служить станете? – поинтересовалась женщина.

Ишь, любопытно ей. Но мое назначение не бог весть какой секрет. Поэтому я ответил:

– По судебной. Завтра себя приведу в порядок, а послезавтра отправлюсь к председателю окружного суда, а тот уже скажет – здесь ли меня оставят, или в другой город пошлют.

– У нас останетесь, – заявила хозяйка, потом пояснила: – У меня брат в канцелярии господина исправника служит. Суд-то у нас окружной, на четыре уезда, но в Устюжне, Белозерске и Кириллове следователи уже есть, а наш с полгода как помер. Руки на себя наложил.

– А чего это он? – спросил я. Про смерть моего предшественника я не знал.

– Как чего? – хмыкнула хозяйка. – Работа у него тяжелая: то убийство, то кража, то еще что-нибудь. Убийства у нас не очень часто – не больше, чем два раза в год, кражи почаще. Но покойный следователь – натура тонкая, очень переживал. Он по вечерам себя водочкой и лечил. Пил сильно, жена от него ушла – с каким-то поручиком снюхалась и сбежала, так ему совсем тошно стало. Пока жена была, хотя бы присмотр был, а так… Вот взял как-то да и удавился. Брат мой ругался – мол, мог бы и записочку оставить, попрощаться да все разъяснить, а тут пришлось из-за него народ опрашивать. Так что, когда вы на службу-то выйдете, сильно не пейте. Жены у вас нет, присмотреть некому.

– Думаете, тоже решу удавиться? – усмехнулся я.

– Ну почему же сразу удавиться? Бывает, что и топятся или ядом каким травятся. Или если вам пистолет дадут, так и застрелитесь.

То, что гостиница не вариант для дальнейшего проживания, я убедился этой же ночью. Только улегся спать и заснул, как за стеной во дворе раздался шум. Похоже, что в гостиницу приехал очередной постоялец. Сначала ржал один конь, потом второй. Когда замолкли лошади, раздались человеческие голоса. И новоприбывшие разговаривали так, словно вокруг все были глухими или им было плевать на нормы человеческого общежития.

Потом разговоры переместились вниз, в общий зал, и стало потише. Я задремал было, как дверь в мою комнату распахнулась.

– Эй, кто тут есть? – послышался нахальный мужской голос.

– Ну я здесь есть, – отозвался я. – И что вы хотели?

В мой нумер без разрешения ввалился молодой парень со свечкой в руке. Поставив свечу на прикроватный столик, заявил:

– Давай-ка, парень, вставай, да выметайся отсюда.

– С каких это рыжиков? – несказанно удивился я.

– А с таких, что Фрол Фомич привык останавливаться именно в этом нумере. И всякие путешественники, вроде тебя, пусть другие комнаты ищут.

Сказано было таким тоном, словно я, услышав имя некого Фрола Фомича, должен немедленно проникнуться и выскочить вон.

– Ты сам-то кто будешь? – спросил я.

– Я – приказчик Фрола Фомича. Вставай добром, а иначе я тебя выкину.

От такой наглости я слегка опешил. Но потом собрался и достаточно миролюбиво сказал:

– Слышь, убогий. Сделай так, чтобы я тебя долго искал.

– Чаво?

– Я тебе сказал – выйди вон и закрой дверь с той стороны. Что непонятного?

– Да ты чё, супротив Фрола Фомича?!

Нахал уже стаскивал с меня одеяло.

Приказчик был невысокого роста, но гонора и высокомерия было не занимать. Я вздохнул, встал с постели и, цепко ухватив наглеца за воротник, принялся открывать дверь. Но она отчего-то не пожелала открываться. И чего этот дурак орет? А, понял. Дверь-то открывается внутрь. Ну подумаешь, что я открывал дверь головой наглеца. А дверь крепкая, дурной башкой ее не высадишь. Так я ее потом открыл и выкинул наглого приказчика в коридор.

– Семен, ты зачем в чужой нумер пошел? – услышал я укоризненный голос хозяйки, а приказчик, который Семен, пробурчал что-то невнятное. Еще послышался звук, напоминавший шлепок, словно кто-то кому-то отвесил затрещину, и снова голос Семена, но уже плачущий.