– Рота смирно! Равнение направо! – раздался голос подпоручика… и наступила мертвая тишина.

– Все в порядке? – произнес командир роты, высокий крупный капитан.

– Так точно, господин капитан, – снова послышался голос подпоручика.

– Господа офицеры, займите ваши места! На ремень! По отделениям, за мной, шагом марш! – скомандовал ротный, и на ходу добавил: – Курить нельзя.

Впереди всех шли проводники и ротный командир, а за ними, по отделениям, плотной угрюмой массой, вся рота – двести сорок человек.

– Будет, что ль, наступление на немца? – с затаенной тревогой вопросил чей-то голос, обращаясь к молодому подпоручику, шагавшему на фланге третьего взвода.

– Нет. Мы идем на смену первому батальону.

– А вы знаете, ваше благородие, проводники сказывали, что от первого нашего батальона и половины не осталось. Их высокоблагородие капитан Головкин убит, командиры третьей и четвертой роты ранены, двух подпрапорщиков третьей роты убило, и одного моего земляка из Александровского убило. А сколько простых – и не счесть, как мухи лежат побитые.

– Какие тебе мухи, – послышались протестующие голоса, – хороши мухи! Нешто мухи люди живые?

– Живые?! – подхватил третий.

– Были живые, – да померли.

– «Погибли во славу русского оружия» – буркнул вмешавшийся взводный.

– Ребята! – послышался голос ротного, остановившегося, чтобы пропустить роту.

– Как немец наведет прожектор, – падай и не шевелись! Понятно?!

– Так точно, понятно, – загудели голоса.

На косогоре появилась головная часть роты, едва различаемая при слабом отблеске догоравшей впереди деревни.

– Вот он, немец, прожектор наводит! – невольно воскликнуло сразу несколько человек, из первых поднявшихся на бугор.

– Ишь как быстро ворочает!

И восклицания эти замерли, так как громадной силы луч стал приближаться к тому месту, где показалась рота… Луч мигнул раз, другой и разом осветил всю роту, только что вылезшую на бугор.

Что-то крякнуло, зашуршало… звякнули котелки… и рота пала ниц, – как один человек.

Луч прожектора остановился и начал мигать. Наступило гробовое молчание… Молодой подпоручик осторожно повернул голову, чтобы посмотреть, что делается вокруг.

Его взору представились белые, искаженные страхом лица, частью глядевшие в сторону от нестерпимо ослепляющего света, или уткнутые в землю.

Бах, – бах, бах!.. – громыхнули выстрелы и на горизонте мигнули зарницы их взблестков.

Четыре снаряда с визгом пронеслись над головами и разорвались где-то за рекой. Еще мгновение… и луч пополз дальше.

– Кажись, это не по нас вдарил немец, – сказал кто-то очнувшись.

– Это он спросоня, дескать, и вы, мол, не спите, – сказал кто-то другой.

– Вперед! – послышалась команда… и шуршащая масса людей опять двинулась вперед.

– А далече нам идти сменять-то? – бросил кто-то в пространство… но никто ничего не ответил.

– Ваше благородие, глядите, наши лежат побитые. Подобрать бы их, да куда понесешь, когда сам не знаешь, куда себя схоронить.

Ветер донес теплый запах гари Рота спускалась по отлогому скату к догоравшим остаткам деревни. Внезапно засветившийся прожектор озарил своим ослепительным лучом роту… и повалил ее на землю.

Раз, два, три, четыре, – громыхнули разрывы шрапнелей…

Едкий запах пороха защекотал в ноздрях и жалобные, полные отчаяния голоса завопили:

– Санитар! ой, санитар!.. ой-ой санитар… сюда… ой-ой санитар… скорей… не могу…

– Рота вперед! – решительно скомандовал ротный…

– Санитар!.. – жалобно прозвучало позади…

– Тише – тише! – прошло по рядам…

– Немец близко…

Впереди подпоручика кто-то споткнулся и мягко шлепнулся в грязь.

– У, ты, слепой дьявол; падаешь, так штык убери… воронки цельной не видишь… – прошипел взводный, помогая выкарабкаться попавшему в яму.