– Да, лесом пришёл огневик от командира взвода. У них две пушки целые, но половина взвода убитые. И пять целых машин с водителями. Что будем делать, товарищ майор?

– Ты то сам как? Что-то нехорошо выглядишь? – Комбат в серой мгле сумерек выглядел действительно неважно: осунулся, как-то постарел, надсадно и хрипло дышал, постоянно держа руку на груди.

– Хреново, здорово меня всё-таки немец ударил… Сломал что-то, но вы не беспокойтесь – я в строю. Что думаете? Что делать?

Короткая, летняя ночь прошла спокойно, но быстро и в хлопотах. Мы перегруппировались и были готовы к предстоящему бою. Ночью старшина вытащил всех раненых в лес, без включенных фар подогнал машины, загрузил и увёз к переправе. Нашёл, по моему приказу, командира дивизии и доложил ситуацию. Комдив передал мне – Держаться можно уже до девяти утра и отступать на машинах к переправе. Как только мы переправимся, он её взрывает. Но если мы к десяти часам не появимся, он её всё равно взрывает. Ну, так жить уже можно и надеяться тоже, хотя с другой стороны понимал – вряд ли кто из нас доживёт и до девяти часов. Ко всему старшина вернулся не пустым, привёз вдоволь еды и все повеселели. Но комбату становилось всё хуже и хуже и я ему предложил уехать к переправе.

– Вот закончим завтра бой, переправимся вот тогда и сдадите меня в госпиталь. А пока ещё могу воевать, – и зашёлся в длинном, надрывном кашле.

Немцы действовали, как я и думал. В предрассветной мгле, в призрачном болотном тумане, разведка немцев проскользнула через дамбу и сразу ушла вправо. Вышла на разбитую огневую позицию второго огневого взвода и убедилась, что русские с позиций ушли, оставив убитых и разбитую пушку. Окраиной леса прокрались к дороге и залегли буквально в двадцати метрах от нас. Петька, я и Белкин, который тоже оказался довольно шустрым и сразу же влился в наш с Петькой небольшой коллектив, замерли. Я навёл на группу разведчиков ствол пулемёта, готовый в упор расстрелять тех, но они вели себя тихо и хоть вели наблюдение во все стороны, нас не обнаружили. Уже достаточно рассвело и с их места хорошо просматривалась бывшая позиция первого огневого взвода. Там тоже виднелись разбитые пушки и трупы противотанкистов. По наблюдав минут пять за окрестностями, среди них поднялись три фигуры и также тихо скользнули к нашей выемке и через две минуты оттуда замахали рукой. Разведчики поднялись и уже во весь рост, никого не опасаясь, ушли туда, а мы перевели дух. Минут через сорок к первым разведчикам присоединились ещё несколько человек, один из которых был с радиостанцией и они опять двинулись в нашу сторону.

– Ну что, подпустим поближе и валим их, товарищ майор? – Петька с Белкиным поудобнее устроились и приложили металлические приклады автоматов к плечу, но я их разочаровал.

– Тихо, это разведка и их надо пропустить. Белкин, шуруешь к командиру батарее – всем лечь и лежать тихо. Давай, давай быстрей…

Немцы, вытянувшись в две небольшие, растянутые колонны по пыльным обочинам дороги, настороженно прошли мимо нашей засады и вскоре скрылись. Мы замерли, боясь услышать стрекотню автоматов в расположение артиллеристов, но и там тоже было тихо. Замаскировались мы в принципе хорошо, но всё равно какая-нибудь мелочь могла нас выдать. Хотя бы даже кашель комбата, который ночью иной раз доносился до нас.

Совсем рассвело, но дамбы видно ещё не было из-за плавающего густыми пластами над болотом сизого тумана. Хотя поле над болотом, где стояла немецкая миномётная батарея, видно было хорошо. Немцы на нём так и остались на ночь. Там помимо самой батарее стояло десятка три палаток. Во множестве горели костры, вокруг, которых сидели и лежали солдаты. Но с каждой минутой там становилось всё оживлённей. Вскоре с нашей стороны выкатило красное утреннее солнце и залило расположение противника багрово-красным цветом.