Выбрасываю белье за дверь. Распахиваю ещё одно окно.

Так.

Толкаю дверь в ванную.

И присвистываю.

Да, это точно его комната.

По всему огромному зеркалу висят галстуки-бабочки. На Османе сегодня была красная, с белой рубашкой. А ещё у него, оказывается, есть зеленые, синие, серые, черные - настоящая коллекция.

И ванная эта - будто его личный кабинет, на полукруглой подставке ноутбук, вазочка с конфетами, пустой широкий стакан и кожурки от мандаринок.

А тут что?

Сдвигаю дверцу шкафа, и мне открывается вид на батарею бутылок.

Шикарно. 

Бар в ванной.

Чокнутый тип, очередное тому доказательство.

Но этого добра мне тоже не надо. В ванной моются, а не пьют - всем известно.

Беру бутылку, скручиваю крышку. Опрокидываю над раковиной и морщусь от острого запаха коньяка.

Пока алкоголь уплывает в слив, пялюсь в зеркало. Широкое и длинное, во всю стену, под каждой бабочкой что-то написано черным маркером.

Наклоняюсь ближе, с любопытством вчитываюсь в красивый, ровный почерк. Бутылка выскальзывает из рук, пытаюсь ее поймать, она падает и бьётся вдребезги, не удержавшись, сама плюхаюсь на пол, прямо в лужу коньяка и осколков.

И тут же к горлу поступает тошнота.

Ползком добираюсь до унитаза, отбрасываю крышку и плююсь в голубоватую воду.

Тело скручивает, я задыхаюсь. 

Неужели, правда, беременна?

По-моему, у меня грудь растет. Тошнота. Первый раз, но все же. Опять же, запахи...

Фу.

От платья разит так, словно я на пару с заправским алкашом плескалась в джакузи.

Торопливо вылезаю из одежды, снимаю мокрые трусики, полностью голая останавливаюсь у раковины. Загребаю горстями воду, полощу рот.

Смотрю на себя в зеркало.

Синяя, в цвет моих глаз, бабочка, срывается и падает мне в руки. 

Ощупываю атласную ткань, неуверенно оглядываю ванную.

Может, зря я решила навести порядок?

Точнее, вышвырнуть к дьяволу вещи Османа.

Но колледж такой большой, неужели не нашлось отдельной комнаты для меня? Или он меня здесь временно оставил, на час-другой, пока у них совет и они решают, что со мной делать.

Зачем я ему, вообще?

С этого и надо было начинать. А не крушить тут все.

Качаю головой. Слежу, как качается голова у моего отражения.

Ёлки-метёлки.

Стою теперь в чужой ванной, в чем мать родила. Поздно же у меня включился мозг.

Нужно хотя бы одеться.

Юркаю в комнату, распахиваю шкаф, наблюдаю пустоту.

Ага. 

Я же все его шмотки вынесла в коридор, ни одной рубашечки не оставила.

Кусаю губу. Делаю шаг в сторону двери.

И тут ее открывают с той стороны. То есть пинают, и она с грохотом врезается в стену.

В спальню, как ангел мщения, влетает Осман, по пути распинывает в стороны свои костюмы. Взглядом разносит в щепки помещение, видит меня и резко останавливается.

Смотрим друг на друга, и мне даже не приходит в голову прикрыться, поднять с пола какую-нибудь тряпку, укутаться, стою перед ним голая и не шевелюсь, позволяю голубым глазам острыми сверлами впиваться в мое тело, почти физически ощущаю, как невидимые шурупы прикручивают меня к месту.

Он тяжело дышит, мнет в руках наволочку. Пухлые губы приоткрыты, и он словно пожирает меня на расстоянии, грудь, живот, бедра, ноги, он смотрит рывками, будто не может сосредоточиться на чём-то одном. 

Взглядом снова впивается в мое лицо. Громко хмыкает. Отбрасывает наволочку. И делает шаг ко мне.

11. Глава 10

Пячусь назад, Осман идёт на меня, хватает меня за шею и толкает на подоконник.

Под голыми ягодицами холодный пластик, мы с ним так близко, кожу обжигает его дыхание, прерывистое, смотрю в его расширенные зрачки и проваливаюсь, как в омут.

- Поздравляю, Лили, - хрипло говорит он. - Ты своего добилась, дрянная девчонка.