Алиса отложила блокнот. Температура воздуха после часа ночи опускалась почти до нуля, так что руки быстро мерзли, а холод проникал под спальник, к самым пяткам. Закончилось тем, что Алиса просто беспомощно свернулась, как напуганное животное, то и дело проверяя рукой углы палатки справа и слева от лица. Они были мокрые, и Алиса с каждым разом ждала, что ее пальцы хлюпнут об мелкую лужицу. Это бы означало, что ее страхи оправдались и очень скоро все вещи вымокнут.

Хотя ничего подобного, конечно, не случилось, дождь к утру и не подумал закончиться. Утомленная от бессонницы, Алиса открыла глаза от навязчивого сигнала будильника (накануне Степа объявил подъем в шесть утра) и с грустью отметила монотонный стук капель по навесу. Просыпаться и выходить из палатки, в холодную промозглую сырость и туман не было никакого желания, поэтому Алиса просто лежала и смотрела в потолок, не в силах собраться с духом и расстегнуть молнию на спальном мешке. Хорошо, что она уже отдежурила. Сегодняшним дежурным, которым предстоит разогревать завтрак под дождем, не позавидуешь.

Усилием воли, Алиса заставила себя подняться и сесть, заслышав нарастающие звуки всхлипов от ботинок, чавкающих по влажной траве. Что может быть грустнее и депрессивнее утреннего дождя? Ведь утро не создано для дождя. Утро призвано извиниться за неприятности, доставленные ночью. Утереть слезы небу, отполировать горные склоны, высушить вещи и тенты, заставить плохие сны уйти и не сбыться. Но сегодняшнее утро словно позаимствовало серости у ночной черноты.

Алиса полностью оделась и накинула дождевик, прежде чем выбраться наружу. Долина встретила ее туманом молочного цвета. Почему-то он напомнил Алисе кислородные коктейли, которые мама покупала ей в детской поликлинике. Казалось, протяни руку, и она утонет в пене. Не было видно ни гор, ни другого берега ручья. Около кострища уже суетились Максим и Алия, и над кастрюлей поднимался пар. Пар словно вливался в общую туманную дымку, так что Алисе показалось, будто туман вырос из этой самой походной кастрюли, как джин из лампы.

Натянуть тент было негде, так что завтракать пришлось стоя и под дождем. Бутерброды, нарезанные ровными брусками, пришлось укрыть прозрачным пакетом, чтобы не раскисли. У собравшихся были заспанные, усталые лица. Только сушеные ягоды клюквы, которые попадались в овсянке, разбавляли Алисино уныние терпкой нечаянной сладостью.

– Нам сегодня много идти, Степ? – спросила Катя, отправляя в рот ложку с горкой.

– Да, надо успеть пройти за вчера, – ответил он.

– Но посмотрим, как получится… – аккуратно продолжила Зоя, после чего заметила приковылявшую Зару и обратилась к ней. – Как ты, как нога?

– Мне кажется, получше, – сказала Зара, накладывая кашу, всем весом опираясь на здоровую ногу.

– Ребят, вчера договорились разгрузить Зару, – продолжил Степа. – Так что… Может быть, кто сколько может?

– Нее-е-ет, не надо, мне так неудобно, – жалобно протянула Зара.

– Даже не думай, – вмешалась Алиса. – Я возьму большую часть вещей, а тебе надо беречь ногу.

– Я могу взять, у меня есть место, – с готовностью предложил Рома.

Алиса ответила ему взглядом, которым как бы хотела сказать: «Даже не думай».

– Вот и отлично, разберемся, – задумчиво подытожил Степа, соскребая со стенок миски остатки овсянки.

Напоследок перед выходом дежурные (Максим и Алия) заварили горного чая из Степиных запасов. У напитка был странный горьковатый вкус, но на удивление он здорово бодрил, поэтому Алиса выпила все до капли. Во рту на нёбе осталось плотное ощутимое послевкусие, как после солодки.