Вблизи начальница со своей стройной фигурой и прямыми чёрными волосами выглядит так же величественно, как и на расстоянии. Её ногти покрыты красным лаком, а аккуратный макияж выгодно подчёркивает азиатские черты лица. Она великолепна, и вместе с тем немного пугает.

Я почти ожидаю увидеть на стене нашу фотографию – такую же как у меня: на знаменитой пресс-конференции я держусь за её ногу, а начальница закрывает моё лицо от репортёров. Но этого фото здесь нет. Начальница раскрыла так много убийств, что моя история для неё, возможно, ничего и не значит. Она десять лет была в центре каждого криминального расследования. Нет, не в центре. Во главе.

На фотографиях она пожимает руку президента.

Она стоит рядом с боксёром – чемпионом Королевского города.

Она с городским советом.

С мэром.

Со всеми любимым актёром.

На множестве пресс-конференций перед микрофонами.

– Что ж, – говорит начальница, возвращая меня к реальности ровным, но твёрдым голосом, – призраки прошлого всё никак не оставят меня в покое. – Она легонько стучит по стакану перед собой, и Мона тут же возникает рядом с ещё двумя, наполняя водой из кувшина все три стакана и предлагая по одному мне и Белле.

Я делаю глоток. Вода оказывается идеальной температуры, прохладная и манящая, и я понимаю, что очень хотела пить.

Начальница пододвигает по столу к нам с Беллой фотографию Малли Сент. Школьные фотографии, даже неплохие, всегда выглядят немного жутко, особенно когда оказываются на плакатах с пропавшими без вести или в выпусках новостей. Но эта фотография поднимает внутри меня какое-то иное чувство. От жестокости и глубины, с которыми Малли смотрит в камеру, перехватывает дыхание. Её пухлые губы накрашены красной помадой, прищуренные глаза подведены чёрным, кончики чёрных волос под острым углом опускаются к плечам, но, помимо этого, её взгляд словно объявляет войну целому миру и всему, что в нём находится.

Начальница Ито вздыхает и переводит взгляд с меня на Беллу.

– Шрам. Десять кварталов. Может показаться, что это дело не доставит проблем. Но всё-таки… – Она складывает пальцы домиком. – Когда-то его называли Чудом. – Начальница смотрит на нас. Разумеется, нам с Беллой это известно. Шрам переименовали после бунта в Центре в память о ранах, оставшихся после множества смертей. – Иногда мне кажется, что именно смена названия – источник всех проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня. Название «Шрам» звучит гораздо мрачнее, вам не кажется?

– Да, мэм, – отвечаю я, потому что мне кажется, что она ждёт ответа.

– Сколько детей сейчас учится в той старшей школе?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она обращается ко мне.

– Кажется, где-то полторы тысячи, мэм.

Начальница кивает:

– Раньше было больше, но сейчас очень много людей покидает Шрам. Вы знакомы с Малли?

– Нет, мэм, – отвечает Белла. – Хотя я о ней наслышана. Она знаменита тем, что ездит по городу в лимузине. В Шраме это привлекает внимание, мэм.

– Уверена, так и есть. Мэри Элизабет? – говорит начальница. – Есть что добавить насчёт Малли Сент?

– Нет, мэм. Я знаю её разве что по классу, – отвечаю я, затем добавляю: – Мы часто сидели в одном классе.

– Я не видела Джека Сента несколько лет. – Начальница, похоже, даже не услышала то, что я сказала. – Я словно вернулась в прошлое, и это было… неожиданно. Знаете, я тоже ходила в Королевскую школу, и не… Впрочем, это уже в прошлом, не так ли?

– Вы ходили в старшую школу в Шраме? – выпаливаю я. Я была уверена, что она училась в какой-нибудь престижной школе-интернате в Швейцарии или где-то ещё. Мне сложно представить её среди этих длинных коридоров и скучных классов.