Сглотнув накопившуюся во рту слюну, Лунин немного увеличил скорость круиз-контроля. Затягивать с таким замечательным обедом не имело никакого смысла. На гарнир к мясу можно будет взять жареной картошечки. Лунин вновь сглотнул слюну и блаженно улыбнулся. Хотя, конечно, Яков Моисеевич советует на жирное не налегать, да и вообще сдерживать свою любовь к обильной пище. Илья вздохнул. Что же, не брать жареную картошку? Но мясо без картошки – это вообще как-то странно, это и не еда вовсе. Тогда, может, отказаться от холодца? Погрустневший, Лунин скользнул взглядом по чахлой березовой рощице, непонятно как образовавшейся посреди болотистой равнины, рассеченной надвое узкой черной полоской шоссе, прочерченной по прямой до самого горизонта, и потянулся к телефону. Порывшись в контактах, он нашел нужный номер.

– Яков Моисеевич, не отвлекаю, вы не на операции? – как можно беззаботнее поинтересовался Илья, стараясь не думать о заставленном тарелками с едой большом пластиковом подносе, с которого надо было зачем-то убрать одно из блюд. – Это Лунин, следователь, – уточнил он на всякий случай.

– Нет, Илья Олегович, я не на операции, – добродушно отозвался заведующий отделением, – скажу вам честно, во время операции я бы не ответил не то что вам, но и Господу Богу, если бы он, конечно, надумал мне позвонить в такой неподходящий момент. Но вы набрали весьма удачно. Я только что выпил чашечку кофе и не прочь с кем-нибудь немного побеседовать. Итак, чем могу быть полезен?

– Яков Моисеевич, у меня такой вопрос к вам, как к специалисту, – Илья еще раз мысленно окинул взглядом поднос с предстоящим обедом и решил, что обойдется всего одной чесночной булочкой вместо двух запланированных, – по поводу Веретенникова.

– Веретенников? – обрадовался Яков Моисеевич. – Я как раз недавно заходил его проведать, у него все замечательно.

– Замечательно? – удивился Илья. – Он что, очнулся?

– Ну что вы, – доктор добродушно хихикнул, – очнуться он уже вряд ли когда сможет, замечательно то, что пока не наблюдается ухудшения его состояния. Поверьте, он потерял столько крови, что это просто удивительно. Я даже задумался, а не написать ли мне небольшую статейку на эту тему. У нас, знаете ли, есть журнал, министерство здравоохранения издает, так вот считается довольно престижно там печататься. Хотя, вы же понимаете, я за престижем не гонюсь, но такой интересный случай…

– А вот скажите мне, пожалуйста, – Лунин наконец решился прервать словоохотливого хирурга, – могло так случиться, что Веретенников сам нанес себе эти раны?

Телефон замолчал. Лунин озабоченно взглянул на экран, судя по стремительно бегущим секундам, отсчитывающим время вызова, разговор не прервался.

– Яков Моисеевич, вы здесь? – осторожно спросил Илья.

– Но зачем. Зачем ему это нужно? – недоуменно отозвался врач.

– Не знаю, – честно признался Лунин, – пока это только предположение.

– Знаете, Илья Олегович, – Яков Моисеевич поцокал языком, словно приманивая к себе белку, – ваше предположение может иметь смысл.

– Правда? – Илья не мог сдержать радости.

– Правда, – согласился завотделением и тут же добавил: – Но только в одном случае. Если Веретенников сам решил умереть. А судя по тому, как он борется за жизнь, такого решения он не принимал.

– Вы уверены? – Илья знал, что вопрос звучит глупо, но все же не удержался от того, чтобы его не задать.

– Ох, Илья Олегович, – Лунин представил, как Яков Моисеевич осуждающе качает головой, – вчера же приезжал ваш эксперт, – в слове «эксперт» отчетливо слышалась неприкрытая снисходительность, – Зуев, мы с ним вместе осматривали пациента. Он еще не предоставил вам письменный отчет?