– Какое еще такое Голосование?!

– Городской Совет?! Ха, да у нас с пару лет такого не бывало!

– Да вы попросту решили оградиться от нас…

– Так дела не решают…

– Скажите лучше – вы отыскали лекарство от Чумы?!

– Во-во, мы здесь умираем, пока вы там разглагольствуете! – поднялся невыносимый шум и гам среди Народа, которому надоело, что на них в столице попросту закрывают глаза.

Когда роптание толпы стало заглушать Голос представителя Власти, а ему самому угрожала участь быть посаженным на кол, словно пугало-огородное, он не замедлил подозвать к себе стражников.

Все как на подбор – здоровые амбалы, облаченные в доспехи, с алебардами наперевес и полным отсутствием мозгов, тут же окружили помост. Совершенно не церемонясь с женщинами и стариками, со всей возможной «любезностью и уважением», они принялись оттеснять зевак от «сцены».

«…Также жителям предписывается не покидать Город

Вам будет отказано в праве вести любую внешнюю торговлю

Под запретом посещение близких и родственников, живущих за пределами Стены…»

– И как Вы прикажите нам жить?!

– Это беззаконие! Вначале эта Чума… А теперь сажаете на цепь и отгораживаетесь от нас…

– Да вы уже третий год воздвигаете эту гребаную Стену, вместо того, чтобы помочь…

– А моего возвращения дожидается дочка! У неё кроме меня никого нет…

Понимая, что его больше здесь никто не собирается слушать, Глашатай, скривив жестокую усмешку, чуть обернулся. Этого сигнала только и ожидала парочка особо нетерпеливых прислужников в красных колпаках, скрывающих их лица.

Сверкая озверелыми глазами, они силой вывели на помост группу бедных крестьян. Среди них находились отцы и матери, сыновья и дочери, а также парочка стариков. Облаченные в каторжную мешковину, побитые и надломленные всеми тяготами жизни, они не смели поднять глаза на горожан, которые вмиг прикусили языки.

Каждый из присутствующих понемногу стал понимать, что дела здесь обстоят не шуточные. Но даже в самых кошмарных сновидениях они и представить не могли, чем всё это кончиться.

«Всех, кто осмелиться пойти против Указа ждет неминуемая кара…»

С этими словами Глашатай сошел со сцены и предоставил эшафот «новым актерам», что не замедлили приступить к тому, зачем и прибыли сюда. Скрежета зубами, сгорая от нетерпения, палачи стали подводить бедолаг к плахе. После, с молчаливого согласия их командира, огромным топором им, без всякой жалости, отсекали головы. Одна за другой они погружались в помойное ведро, а тела – сбрасывали вниз…

Подобное чудовищное преступление заставило многих раз и навсегда сомкнуть глаза и прикрыть рты. Наконец они прозрели и осознали, что Правда, Свобода, как и сама Жизнь – им больше не принадлежит.

Среди тех, кто стал невольным свидетелем всех этих зверств, а затем и многих других, что творились тогда, был и сам паренек. Еще будучи юнцом безусым, перед ним разверзлась бездонная пропасть, а на голове проступили первые седые волосы. Было лишь вопросом времени – как скоро он окажется на самом её дне…»

Как будто мало было всех тех терзаний, на которые обрекали его Порождения Тьмы. Так еще и это страшные воспоминания так сильно ударили ему в голову, заставив сомкнуть очи и молить своих мучительниц поскорее покончить с ним и избавить от Жизни, в которой было столько горя, что и врагу не пожелаешь.

Но его глухим крикам Души не было суждено сбыться. Не успел он окончательно сдаться на милость Сестер, как из прижатого к груди кристаллика, которым обернулся потухший Светоч, раздался еле уловимый голосок:

– Не сдавайся! Я помогу…

Не имея возможности дать хоть какой-то вразумительный ответ на подобное предложение, юноша безвольно отдался на волю Иных Сил, что не заставили себя долго ждать. Возможно, в последний раз, Искорка Души снова засияла лучезарным светом. На этот раз он оказался куда ярче, а его живительного жара хватило, чтобы бедняга снова задышал…