Внезапно на пути Улича оказывается парнишка. На вид лет десяти, ровесник дочери. Наемники резко тормозят, замечая ребенка в последний момент. Тот не отступает в сторону, в отличие от взрослых.

– Дядь, помоги на помощь голодающим. – Парень тянет руку с уже активированной личкой.

– Отойди-ка. – Улич плавным движением отодвигает мальчика с пути, поглядывая по сторонам.

– Дядь, ну помоги! – Тот вцепляется в полу расстегнутой куртки Улича и повисает на ней.

– Отойди, тебе говорят.

Улич принимается трясти куртку, чтобы вырвать ее из удивительно цепких маленьких пальцев. Он чувствует, как расстояние, на котором толпа с почтением держалась, сокращается. Ветви людского леса вот-вот сомкнутся над головами.

Главное – не показывать страх. Не демонстрировать слабость. Слабость – единственный порок, который в Кроми не прощают.

Наконец ему удается выдернуть куртку из грязных ручонок. Улич выдыхает с облегчением. Но тут же чувствует неладное. Он хмурится и хлопает по пустому карману. Тому самому карману, в котором обычно носит фляжку. Вот ведь мелкий мерзавец! Улич бросается вперед с реакцией пантеры и в последнюю секунду успевает ухватить за шиворот ребенка, пытающегося продраться сквозь частокол ног взрослых.

– Отдавай, что взял! – рычит Улич сквозь зубы. Сигарета выпадает на гравий.

– Пусти! – верещит мальчик. Теперь уже он пытается высвободиться из захвата. – Пусти, дядь! Не брал я, ничто не брал!

Улич в ярости обшаривает карманы грязной курточки свободной рукой. Нащупывает что-то металлическое, хватает – есть! Она! В следующий же миг перед Уличем вырастают фигуры двух крепких, рослых кромьчан.

– А ну, пусти мальца!

Толчок в грудь. Улич от неожиданности выпускает воротник мальчика. Он не успевает и слова сказать, как его подчиненные выхватывают винтовки из-за плеч. Один из них наводит ствол на толкнувшего Улича мужчину, второй разворачивается к ним спиной и осматривает собравшихся сквозь прицел.

По толпе прокатывается волна недовольного ворчания. Люди отступают на пару шагов, но не бегут и не пугаются. Они в нерешительности поглядывают друг на друга. Мужчина в красной футболке, толкнувший Улича, смотрит на того из-под сдвинутых к переносице бровей. Он сжимает кулаки, отставив левую ногу назад, и глубоко дышит, с силой выдувая воздух из широких ноздрей, словно разъяренный бык перед броском. Время на секунду застывает.

Тихо проникать на охраняемые объекты и устранять цели на расстоянии – вот в чем Уличу нет равных. Организовывать засады и маскироваться – вот чему его учил наставник. Работать с толпой Улич не умеет. Штерн бы на его месте нашел способ утихомирить людей. Но Штерн остался в штабе.

Тихо выругавшись, Улич выхватывает пистолет и три раза стреляет над головами собравшихся. Тяжелый воздух прорезают чьи-то пронзительные крики, словно он стрелял на поражение и попал. Кто-то громко визжит совсем рядом. Люди пригибаются и начинают метаться из стороны в сторону. Некоторые, однако, не пугаются и теперь. Мощные фигуры проступают, как камни в песке, проходящем сквозь сито. Они пятятся подальше от наемников спиной вперед, но не сводят глаз с оружия. Уличу не нравятся эти взгляды, полные решимости. Он знает, что через пять минут люди вернутся на площадь с палками и арматурами, а через полчаса, возможно, с чем-нибудь потяжелее.

– К машине! Живо! – командует он.

Воспользовавшись заминкой, Улич и его бойцы быстрым шагом преодолевают оставшиеся несколько метров. Они запрыгивают внутрь тесного салона. Один из наемников нажимает на кнопку зажигания, но ничего не происходит. Он жмет еще раз. И еще.