Сейчас он благодарил провидение за то, что с Федором Болдиным не прикончил и Джима Отиса – отца избранника.

– Покажи его, Аслан.

Сухие губы наставника прикоснулись к его губам. «Дышит ли он? – подумал Дадоев. – Чувствует ли?» Его гениталии предательски напряглись. Голоса. Те самые, что преследовали его в кукурузном поле. Они нашли его здесь… И не только его.

Джим Отис. Голоса сделали их одним целым, используя опутавшую мир нейронную сеть. Позволили увидеть двумя парами глаз то, что случилось в доме Харченко, а затем потребовали плату. Джим подошел к окну. Свобода. До нее был всего шаг. Свежий ветер. Он протягивал к нему незримые руки, сжимал его плечи и вытаскивал в открытое окно. Пленительная пустота. Она обещала так много!

– Нет!

Джим собрал все силы, что в нем были, и ударил в эту пустоту. Кулак, описав дугу, уперся во что-то холодное. Всю руку до локтя обожгла острая боль. Черная гладь стекла колыхнулась, словно Джим ударил по бесформенному желе. Тишину прорезал оглушительный звон.

Тысячи стеклянных осколков, рожденные материализовавшейся иллюзией, созданной нейронными сетями, окатили собравшихся в старом подвале людей. Потусторонние голоса ворвались в сознание, принося безумие. Наночипы сбоили, заставляя кишечники опорожняться. Из ушей текла кровь. Некоторые, рыдая, бились в оргазмах… Все кроме Аслана Дадоева. Его плата была иной – левая рука разбита, из глубоких порезов течет кровь, но это не его раны. Джим. Голоса смеялись. Кровь. Она была такой настоящей. Соленой, с металлическим привкусом. Она текла из его руки здесь, и она текла из руки Джима там. Здесь и там. Одна судьба на двоих, объединенная нейронной сетью. Таковой была плата.

Рвотные массы поднялись по пищеводу и заполнили рот.

То, что однажды началось, не сможет остановиться. У каждой дороги есть начало, конец и сама дорога, которую обязательно нужно пройти, чтобы добраться до конца.

А голоса, проецируемые нейронной сетью в мозг, все смеялись и смеялись…

Джим изучал свои раны. Небольшой осколок стекла впился в плоть между костяшками безымянного пальца и мизинца. Кровь. Ее сдерживал только этот осколок. Джим вытащил его.

– Черт!

Зажав рану, он дошел до туалета и запер за собой дверь. И снова кровь. Она толчками выплескивалась из раны. Темные пятна застилали глаза, вызывая приступ тошноты. Джим прижался спиной к стене. Немота сковала тело. Все как-то замерло, остановилось. Остались только густые темно-красные пятна и обволакивающий тело холод. На какое-то мгновение ему показалось, что он чувствует запах морозной свежести. Это мгновение стало таким долгим, что где-то там, в глубине сознания, появились маленькие снежинки, летящие с далекого неба на землю. Или же не в сознании? Нейронные сети, подключившись к интегрированному наночипу, превратили иллюзию в реальность.

– Джим, с тобой все в порядке? – Тимофей Александрович Макаров осторожно постучал в дверь.

– Да.

– У тебя кровь…

– Все будет хорошо, Том.

– Ну, как знаешь. – Макаров покачал головой и ушел в кабинет.

Приближался вечер. Нейронные генераторы работали исправно, соединяя мир. Макаров услышал прозвучавший в голове голос призрачного послания, появившегося без сведений об обратном адресате, и замер, чувствуя, как мысли воспротивиться, посещавшие его прежде, уступают место всепроникающему желанию подчиниться, откликнувшись на зов, как это было прежде.

Закончив работу, Макаров покинул рабочее место, отправившись к месту встречи, о котором сообщало призрачное послание. Когда он увидел человека, называвшего себя Наставником, то колени его подогнулись помимо воли.