– Скажите, у умершего были с собой документы?

Женя попыталась взглянуть в глаза молодому мужчине в форме, но тот старательно смотрел в сторону.

– Девушка, отойдите, не положено, – сказал полицейский.

Однако слова звучали недостаточно сухо и отстраненно – привычка отвечать «по протоколу» еще не крепко сидела в нем, и Женя это считала. Она выхватила из нагрудного кармана паспорт.

– Пожалуйста, я ищу своего брата, фамилия такая же?

Женя не прогадала: молодой офицер бросил короткий взгляд сначала на паспорт, потом на Женю.

– Тут стойте, – тихо сказал он и исчез в подъезде.

Женя и хотела, и не хотела услышать ответ. Тревога нарастала, Женя поймала себя на том, что заламывает уголки паспорта. Наконец полицейский вышел из подъезда, следом вынесли носилки – люди в толпе зашептались. На носилках лежал черный мешок, в котором легко угадывались очертания человека.

Женя, с трудом оторвав взгляд от мешка, посмотрела на полицейского. Тот только коротко кивнул.

– А мальчик? – вырвалось у Жени. На нее тут же обернулась толпа зевак. – С ним не было маленького мальчика?

Молодой офицер только развел руками.

Смена машиниста Ивана Николаевича подходила к концу. Он гнал пустой состав в депо – метро уже закрывалось. Состав промчал мимо станции, на которой несколько не успевших на последний поезд пассажиров спорили с полицией, и снова нырнул в тоннель. Насквозь виднелась опустевшая линия, освещенная холодными полосами ламп. Светофоры везде горели зеленым, вокруг уже просыпалась ночная жизнь – путейцы и обходчики готовились выйти на осмотр и ремонтные работы. Рыжие жилеты быстрыми пятнами мелькали сквозь сбойки в стенах тоннелей.

В голове Ивана Николаевича крутился утренний разговор с женой. Она всегда вставала вместе с ним, как бы рано ни было, и настаивала на совместном завтраке.

– Представляешь, – говорила жена, завязывая фартук поверх халата, – Толик пить бросил! – Она хлопотала у плиты, и голос чуть заглушал звук скворчавших на сковородке котлет.

– Да ну? – произнес Иван Николаевич, глядя сквозь кухонное окно на улицу.

С шестнадцатого этажа вид на район открывался потрясающий. Солнце еще не встало, горизонт только наливался багровым, едва подсвечивая холодные осенние облака. В соседних домах почти все еще спали – только в паре окон теплился свет.

– А знаешь почему? Не поверишь! Я сама не поверила, когда мне Таня рассказала. Он квасил опять в парке, и тут, говорит, голос велел себя в порядок привести! И знаешь, чей голос? Кошки! Говорит, кошка сказала. Она его сначала за эту историю чуть не поколотила, думала, допился, уже кошки с ним разговаривают! А он возьми и остепенись! Говорит, впечатлило его это сильно. Уж если даже животные мне говорят «бросай», ну как не прислушаться! Жену не слушал, а кошку возьми и послушайся. Но ведь взял себя в руки! На работу выходит исправно, Танечка теперь прямо не нарадуется!

– Дела… – отхлебнул горький чай Иван Николаевич.

Крепкая несладкая заварка бодрила лучше любого кофе.

– Вот-вот! Бывает же, а? Чем черт ни шутит, хоть через глюки свои пьяные, а понял человек наконец что-то в жизни!

Раскрасневшаяся от плиты Анна Капитоновна поставила на стол дымящиеся котлеты рядом с нарезанным белым батоном и красным чайником в белый горошек.

– Я тут подумала, Вань… – жена опустилась на соседний стул.

– Мм? – Иван Николаевич уже наколол на вилку котлету и теперь пытался пристроить ее на кусок хлеба.

– Может, я работать пойду?

Котлета замерла на полпути ко рту.

– Чего это ты вдруг? – удивленно произнес Иван Николаевич.

– Ну я подумала: вон у людей как все меняется, а у нас-то все по-старому и по-старому. А жизнь вроде как идет. Я и подумала… Димка-то взрослый уже, сам справляется, тебе я и так стирать-готовить успеваю, ты все на своих сменах… Я б младших детишек нянчить могла! У меня и опыт, и образование педагогическое, я бы в садик пошла или еще куда.