Стая воркующих голубей и не думала бояться наших ног, поэтому продирались мы по краешку бордюра. Прямо на них поехала машина, но птицы всё никак не хотели разлетаться, и я уж готовилась было выскочить наперерез водителю, как Их Пернатые Величества соизволили лениво вылететь из-под колёс.

Двадцать покосился на меня.

– Довольно глупо было бы быть сбитой из-за голубя.

Я обернулась. Сколько раз я слышала это от Рии!

– А из-за кого не глупо? Где градация?

Он не ответил, лишь снова рассмеялся. Длинные волосы растрепались, нос слегка покраснел, а плащ помялся, но его, казалось, это не волновало.

Мы отправились дальше. Вишня словно бы поймала облака в свои ветви и теперь игриво склоняла их над головами прохожих. Ещё одна группка первоклассников слушала гида, дружно глазела на памятник Пушкина, расположенный прямо перед краеведческим музеем.

– А куда мы идём? – наконец поинтересовалась я.

Очень своевременно: молодец, Катя. Столько пройти рядом с почти-совершенно-незнакомым человеком и запамятовать причину.

Двадцать пожал плечами, шага не убавил.

Перехватив поудобнее скейтборд и потерев саднящую коленку, я засеменила следом.

Что-то определенно происходит по какой-то причине, вот только что и по какой – я не поняла пока.

Двадцать свистел, будто птица. Я лишь восхитилась.

– Красиво.

Он кивнул. С чего-то он стал крайне неразговорчивым, хотя всё ещё казался благодушным. Может, я ему надоела? Нормально ли спросить про такое?

Я терялась. Впервые рядом с ним я почувствовала себя неуютно.

Остановившись, проследила за его шагами. Раз, два, три…. Он обернулся.

– Ты чего?

– Мне показалось, что ты от меня устал.

– Не устал. Задумался, любуюсь городом.

Зелень кругом просыпалась и цвела. Люди ходили по-весеннему счастливые, освобожденные от килограммов теплой одежды. Хозяйки во дворах усердно выбивали ковры и развешивали бельё на верёвках, а верные коты валялись рядом, греясь весной.

Да, тут было чем любоваться – расцветающей жизнью.

– Скоро и до рынка дойдем, – сказал мой спутник.

– До рынка… – тут я вспомнила, – послушай, Двадцать! Прошлой ночью я слышала выстрел. Это был ты? То есть – в тебя стреляли?

Он опять кивнул. На секунду стал грустным.

– Да. Но я увернулся.

– От пули?..

– Скажем так: мне повезло.

У меня возникла тысяча вопросов, один абсурднее и занимательнее другого. Чувствовала, что сейчас накрою бедного парня лавиной из уточнений и предложений.

Но…

Но это же как-то… неправильно? Хотя если бы он не хотел рассказывать, он бы сказал верно?

– Двадцать… – начала я, но запнулась об это имя.

Попытка номер два.

– Послушай, Двадцать… А ты ходил в школу? – выпалила я.

Он захлебнулся хохотом, а я покраснела.

Вот что я этим хотела сказать? Была ли у него на физкультуре практика по уворачиванию от пуль?

От отсмеялся, глубоко вздохнул.

– Нет. Откуда я пришёл… там не было школ.

– А откуда ты пришёл?

– Из Алматы.

– Не похож…

– Я пришёл оттуда, а не родился там. Это разные факторы.

– И то верно.

Группка рабочих в оранжевых безрукавках толпилась у ларька с мороженным, каждый – с бутылкой пива в руке. От них сильно пахло сигаретами и перегаром.

Колено снова заныло.

– А тот человек – он тоже оттуда?

– Какой?

– За которым ты следишь… Ты знаешь, как его зовут?

– Хороший Господин.

– Эм, хорошо… А имя?

– Это и есть его имя.

Я покосилась на него со всем скептицизмом, что имелся в моей душе (буду честна: его немного, но).

– Значит, вы с ним точно земляки, Двадцать Корсак.

Он снова засмеялся.

Солнце скрылось за облаками, подул прохладный ветерок. Я поёжилась: наряд, состоящий из футболки и джинс, всё ещё не подходил к прохладной погоде.