И все остались как оплеванные. То есть Садовников нас в свое время «благословил», дал команду, чтобы нам помогали, а здесь-то?

А потом в газете «ПрО «Маяк» появилась заметка об амбициях молодежи. Дескать, им лишь бы хапать и так далее. С негативным подтекстом.

– Почему же произошел такой поворот?

– А я потом понял: на Садовникова давил Адамов. Потом Адамова сняли. И у Садовникова проблемы эти кончились. А то, как он обошелся с молодежью, – это было хамство, и в советское время его бы назавтра выгнали с рабочего места. С директоров он бы вылетел. А сейчас никому до этого дела нет.

Но молодежь еще продолжала какое-то время заниматься. Татьяна Костарева, председатель этой молодежной группы, стала депутатом горсовета. Там она тоже стала гнуть линию справедливости. Сразу разглядели, что она не поддается влиянию, и в следующий раз ее уже не выбрали. Система ее отвергла…

Молодежь молодежью, это еще куда ни шло. Но наш непоседливый собеседник в свое время организовал в МИФИ «Общественный экологический семинар». На этот семинар приезжали экологи из Кыштыма, Кунашака, Аргаяша, Каслей…

Побывал на нем в бытность заместителем главы Озёрска и М. Ф. Корякин. Стал других руководителей посылать. Приходили руководитель земельного отдела, главный архитектор, руководитель лесного хозяйства, слушали, вникали…

Но и этого мало.

Не дает профессору Кононову покоя тема реакторов на быстрых нейтронах. А это уже…

– Это ведь глобальная задача. Сейчас используются реакторы на тепловых нейтронах. Но урановой руды при планируемом развитии атомной энергетики в России хватит, по самым оптимистическим прогнозам, еще лет на 50—60. Потом придется осваивать радиоактивные залежи в труднодоступных местах, а это увеличит расходы на производство энергии в разы.

Поэтому говорят о том, что пора переходить на реакторы на быстрых нейтронах. Что это означает в ближайшем будущем? Что мы, спустя какое-то время, сможем отказаться на тысячелетия от рытья шахт для добычи урана. «Хвостов», которые есть в отвалах (так называемый отвальный уран, миллионы тонн), хватит на несколько тысячелетий работы впредь.

– Александр Николаевич, можно для неспециалистов как-то популярно объяснить разницу между тепловым и быстрым реакторами?

– При делении ядер в реакторах, например, АЭС выделяются нейтроны с очень высокой энергией. Обычно эти быстрые нейтроны специально замедляют в воде или графите, снижая их кинетическую энергию, дабы цепная реакция деления ядер была предельно простой. Реакторы, в которых организуется замедление нейтронов, называются тепловыми. Именно они в подавляющем своем большинстве и работают в настоящее время на АЭС разных стран.

У таких установок есть существенный недостаток: они могут работать только на одном изотопе – уране с атомной массой 235 (U-235). Этого изотопа в природном уране всего 0,7 процента, в то время как основная часть руды состоит из атомов с массой 238 (U-238), которые замедленными нейтронами практически не расщепляются. Поэтому для работы одного теплового реактора мощностью 1000 мегаватт в течение срока его службы (50—60 лет) требуется до 10—12 тыс. тонн природного урана. Это много, учитывая, что ежегодно в России добывается около 3 тыс. тонн урана.

Радикально решить проблему с использованием уранового сырья способны реакторы на быстрых нейтронах (РБН).

Идея такого реактора, как говорится, проста до гениальности. Когда нейтрон попадает в ядро «негорючего» атома U-238, оно, испытав ряд ядерных превращений, образует ядро другого элемента – плутония (Pu-239). Это искусственный элемент, ядра которого делятся даже лучше, чем U-235. К тому же они дают при делении большее количество «вторичных» нейтронов, чем U-235.