– Это… – вымолвила хозяйка в надежде найти объяснение такому необычному номеру, но так и не смогла его придумать. Она выглядела одновременно испуганной и смущенной.

– Так понимаю, пьеса в жанре мистики? – уточнил Федор Андреевич, отреагировав на услышанное совершенно спокойно.

Елена Евгеньевна в знак согласия покачала головой, но глаза, увеличившиеся раза в два, говорили об обратном. По ним было понятно, что хозяйка дома не ожидала услышать такого художественного произведения. Но она быстро справилась со своим шоком, ожила и, стремясь отвлечь гостей от неугодной песни, дала команду для обеда.

Распахнулась дверь кухни, и, словно речной поток, по столовой поплыла колонна официантов. Они одновременно сменили пустые тарелки из-под салата на миски с супом. Судя по их внешности, именно она и служила главным критерием выбора официантов для обеда. Все были одеты одинаково, все одинаково молоды, стройны и ухожены. На каждом была надета белоснежная рубашка с бабочкой, черные брюки со стрелками, и волосы всех были зачесаны с одинаковым пробором. Все двигаются синхронно, молчат, четко выполняют инструкции. Все схожи, как на подбор. Федор Андреевич и семья Чеканщиковых отвлеклись на эту процессию, Елена Евгеньевна засветилась лучезарной улыбкой: больше не надо было выдумывать глупых оправданий поведению дочери. Процессия официантов сменила гостям тарелки, проскользила вдоль стола, образовала колонну и удалилась в кухню.

Елена Евгеньевна продолжила расхваливать Мошногорск, и старый диалог возобновился. Принявшись за суп, Аня как будто бы впервые заметила, что за столом есть кто-то, кроме ее родителей. Может, она бы и вовсе не заметила их, если бы неизвестный юноша не глазел на нее уже почти минуту без перерыва. В его глазах не читалось ни жадности, ни наглости, а лишь испуг. Широко раскрытые глаза выглядели глупыми. Ане показался этот взгляд забавным и даже милым. Она кокетливо улыбнулась. Алексей одернулся и внезапно осознал, что смотрел на незнакомку неприлично долго. Он сконфуженно опустил голову к своей тарелке и стал есть.

Целый мир вокруг перестал существовать для него, Алексей бездумно опустошал тарелку, не имея понятия о ее содержимом. Он больше не слышал голоса Елены Евгеньевны, и даже его разум не выдавал четких мыслей. Никогда еще он не чувствовал такой потерянности. Он не чувствовал вкуса супа, не слышал голосов, и мысли как будто бы в комок свернулись, превратив умного юношу в глупца. Внезапно осознав, что ложка скребет дно пустой тарелки, юноша очнулся. Он таращился на дно тарелки, боясь поднять глаза. Теперь он прислушивался к голосам с особой тщательностью. Елена Евгеньевна рассказывала про Жеодиных, очень богатую семью в этом городе; слева серебряная ложка в руке отца звенела о фарфор. Алексей заглянул в его тарелку, и она была почти полной. Это отец так долго ест или Алексей смел всю порцию за минуту? Он продолжал слушать. На дальнем конце стола пыхтел и шуршал салфетками Григорий Макарович. Аня ни одного звука не издавала. Здесь ли она? Алексей не шелохнулся, не поднял головы, но глаза скользнули по скатерти, и, по непонятной причине, взгляд упал прямо на лицо девушки. Она не ела. Она смотрела в окно. Воспользовавшись моментом, пока она не обращала внимания, Алексей любовался ей, ее аккуратными маленькими глазками, похожими на утренний туман, дивным изгибом губ, напоминающих цветочный лепесток, грациозно вздернутым маленьким носиком. Больше всего внимания привлекала ее улыбка. Девушка как будто бы не улыбалась, но уголки губ были подняты, а в глазах читался хитрый умысел.