– И что можно с этим сделать?
– Можно убить мангдахая, который к тебе присосался, тогда его воздействие сразу прекратится. А если это невозможно, то… От этой напасти нет лекарств, извини. Чай дядюшки Сагана, конечно, хорош, но он только слегка восстановит твое душевное равновесие на время. Но отращивать радость жизни тебе придется теперь заново, самостоятельно. Часть людей, попавших под влияние мангдахаев, уже не восстанавливаются, так и видят жизнь в черном свете до конца своих дней. Кто посильнее, справляется как-то. Сейчас много способов: и книжки всякие по саморазвитию, и курсы йоги или медитации. Кому-то помогает религия, а кому-то творчество и рукоделие. Все это работает, каждому помогает что-то свое. А тебе вот вообще повезло, у тебя есть я!
И Аркабалена улыбнулась мне радостно, так, как будто сообщила мне какую-то великолепную новость и развела руки ладонями вверх, как ребенок, который выскочил из-за угла с криком «а вот и я!» после удачной игры в прятки, когда его так и не сумели найти. Я же из ее болтовни усвоил только фразу: «нет лекарства», и еще одну: «до конца своих дней». Мне стало снова паршиво. Мое лицо невольно скривилось в гримасе отвращения и я спросил со злобой:
– А ты-то чем можешь помочь?
Аркабалена полностью проигнорировала мой недовольный тон и ответила:
– Так совпало, что я – неплохой специалист по радости жизни. Пусть не настолько крутой, как водитель восьмидесятого автобуса, но тоже ничего. Несколько прогулок со мной по городу, несколько чашек чая в Капле Волшебства, и будешь как новенький! Впрочем, тебе тоже придется потрудиться.
Я вопросительно посмотрел на Арку. Она заговорщически подмигнула и продолжила:
– Ты сам должен очень хотеть, чтобы твоя радость снова отросла и подпитывать ее всеми способами. Например, исполнять свои мимолетные желания. Ну, конечно, кроме таких, которые могут кому-то навредить. Нет, это тоже сработает, тебе моментально станет легче, но очень ненадолго. А потом все вернется, и к твоим нынешним переживаниям прибавится еще и чувство вины. Делать хорошее – сложнее, но эффективнее в долгосрочной перспективе.
Я задумался. В этой уютной кафешке, обдолбавшись сагандайля, а может чего-то еще покруче, что я не смог разгадать, глядя в яркие, большие, блестящие глаза Аркабалены, я уже и так чувствовал себя намного лучше, чем час назад. Да, во мне еще оставалась злость и раздражение, но они уже не были всепоглощающими. И появилось новое чувство, как будто мир потихоньку излечивается, все встает на свои места.
Да, бесит ее бесконечная вера в дурацкие чудеса. Но, если судить объективно, про мое состояние она говорит скорее, как обычный человеческий психолог, а не как гадалка со стеклянным шаром. Так что, если отбросить некоторые странные моменты, остается вполне разумный план: радоваться жизни и тем самым восстанавливать свое душевное равновесие. Ничего нового. И ничего невыполнимого.
Я художник – я так предвижу
Чтобы рисовать, ты должен закрыть глаза и петь.
Пабло Пикассо
Мы допили чай и отправились на прогулку. На прощанье дядя Саган подарил мне маленький пакетик молотого кофе, что определенно подняло мое настроение. Я вообще-то люблю хороший кофе, но покупать его в комнату в общежитии мне кажется немного неуместным. Хотя кого я обманываю – я просто не могу себе позволить это удовольствие, вот и все объяснение. Впрочем, я обещал постараться не думать о плохом.
Выгнав из головы мысли о собственной бедности, пошагал вслед за Аркабаленой в сторону улицы Карла Маркса. Там, возле багетной мастерской, выстроился ряд художников, торгующих своими картинами. Чуть в стороне, возле мольберта стоял дядечка небольшого роста, в смешной кепке, из-под которой выбивалась прядь седых волос. Он рисовал желающим быстрые портреты, а свое портфолио расположил прямо на земле, прислонив к стене ближайшего здания. Я хотел было привычно пройти мимо – живопись меня никогда не интересовала, но Аркабалена взяла меня за рукав и остановила, сказав: