Но что понадобилось престарелому бургомистру в Одессе?

Как видно, это была идея Гитлера – в те дни в Вене оставалось в живых еще около 80 тысяч евреев, так пусть эта свинья… der Schweine!.. Дельбург поучится у Антонеску, как нужно «работать».

«Обмен опытом», так сказать.

Еще одним сопровождающим Штуккардта был его заместитель, доктор Глобке.

Ганс Глобке известен сегодня не менее, а может быть, даже более, чем Штуккардт. Ведь именно он, Глобке, был официальным комментатором Нюрнбергских законов, и именно он изобрел печально известную «систему имен», по которой евреям запрещалось изменять свои имена.

Приезд Ганса Глобке в Одессу был, как ни странно, каким-то мистическим образом связан и с нашей судьбой: буквально за два дня до его приезда, 18 марта 1942-го, Тася для конспирации стала назвать Ролли простым русским именем Валя.

О том, как это драматическое событие произошло, Ролли расскажет вам сама.

Мы же пока вернемся к визиту РЕВИЗОРА.

Таким уважаемым людям, как Штуккардт и Глобке, был оказан царский прием.

Говорят, что несмотря на позднее время – поезд-экспресс прибыл в 21:40 – вокзал был залит ярким светом, украшен флагами и гирляндами цветов.

Хотя какие гирлянды цветов в разрушенной Одессе в марте месяце?

Во всяком случае, на покрытом красным ковром перроне гостей встречал сам губернатор Алексяну с огромной свитой.

Здесь же присутствовал примарь Пыньтя, тоже с толпой прихлебателей, среди которых, как это ни прискорбно, был наш уважаемый профессор Часовников, скрывавшийся от эвакуации, как вы, наверное, помните, на 11-й станции Большого Фонтана. Теперь профессор Часовников стал ректором Одесского университета и с полным правом мог принимать участие в таких торжественных мероприятиях.

«Гости» пробыли в Одессе всего одни сутки, но, как сообщает «Одесская газета» от 25 марта 1942-го, очень много «успели».

Ну, прежде всего в их честь был дан торжественный обед в Воронцовском дворце и два не менее торжественных ужина в здании Думы на Николаевском бульваре. Все эти обильные застолья, естественно, сопровождались не менее «обильными» речами.

В перерывах между обедами и ужинами они ознакомились с достопримечательностями Одессы, восхитились ее потрясающей архитектурой, насладились оперой Римского-Корсакова «Царская невеста», которая специально для них была представлена в Оперном театре, и в 22:30, после торжественных проводов, отбыли в Берлин.

Но, скажите на милость, неужели такой высокопоставленный нацист, как группенфюрер Штуккардт, стал бы трястись в экспрессе все эти треклятые две тысячи километров из Берлина в Одессу только затем, чтобы провести в нашем городе одни сутки? Только затем, чтобы жрать и, плохо скрывая скуку, выслушивать в переводе с румынского приветственные речи? Только затем, чтобы восхититься архитектурой разрушенного бомбежкой города и насладиться «Царской невестой» в исполнении оставшихся в Одессе третьесортных певцов?

Нет, конечно!

РЕВИЗОР, несомненно, и даже в первую очередь, посетил Тюремный замок и опустевшее уже гетто на Слободке и убедился, что Антонеску на этот раз сказал Гитлеру правду – евреев в Одессе нет!

Да, действительно, Антонеску сказал Гитлеру правду, но, к счастью, не всю…

В городе в эти дни оставалось еще несколько десятков евреев, и мы в их числе.

И хотя облавы на улицах прекратились, наше положение с каждой минутой становилось все хуже. Так, квартира Эмильки, повисшая где-то между небом и землей в разрушенном бомбежкой доме, теперь, когда снег сошел и руины обнажились, стала не только заметна с улицы, но и грозила рухнуть каждую минуту.