“Никогда не знаешь, как именно сложится судьба, Червивый Яблочник, но движение ее – круг”. – Она смахнула пальцами мелкую стружку.

Они с Форти переглянулись и принялись за еду. Таращиться на нее в столь ранний час некому, посему особо девушка не отворачивалась, когда пила и ела, опустив маску до подбородка. Фортиан уже привык к ее облику, да и его единственное око более занимала пища.

Викто́р все еще торчал в спаленке, возясь с будущим портретом Корделла, а Форти уже поглядывал на его порцию, но стянуть что-либо оттуда не решился, поймав почти волькаарский взгляд сестры. Громила вздохнул, зевнул, почесал затылок и принялся обгладывать кости.

О том, кто и как провел прошедшую ночь в Морабатуре, ни один из них не говорил, о каких-то дальнейших планах – тоже. Ведь все уже решили, пока спускались: сдать ростовщикам цацку Лескро, получить денег, двинуть в гильдию наемников, выдать портрет преступника, назначить награду. Далее дело за малым, Зубастик отправится доносить на Бастера Кардиналу, а к вечеру герцог “будет висеть” на каждой стене, а может, его и вовсе поймают, тогда повисит между небом и землей уже не столь фигурально. Не самый хитроумный план, но чем проще, тем легче исполнить задуманное. В общем, пока ждали Викто́ра, так и сидели молча, пили да жевали.

– А вот и Зубастик! – известил Форти, который давно слопал всю свою еду, поэтому теперь просто бесцельно таращился по сторонам, нет, да кидая жадный взгляд на завтрак, предназначенный для Лескро.

– Отлично. – Сансара, так и не дощипав мясо худосочного цыпленка, придвинула блюдо к брату. Тот просиял. Девушка осушила кружку и натянула маску по самые глаза, подведенные сурьмой (покинув комнату, она успела умыться и привести ту часть лица, которую считала не такой уж уродливой, в порядок).

– Ну как? Готово? – поинтересовалась она у Викто́ра. Ее брат остался безучастным и к самому появлению королевского прихлебателя, и к его творческим способностям портретиста. Форти активно работал челюстями, которыми он перемалывал жареную птицу, сплевывая периодически кости в примостившийся на скамье подле него пустой глиняный кувшин.

– Вполне! – Лескро оглядел полупустую (не считая парочки окопавшихся тут навеки забулдыг, наклюкавшихся теплого осадочного и посему уцененного пива спозаранок) залу таверны и продемонстрировал плоды творческих потуг.

– Пьфу! Тьфу! Хпф!

– Как это понимать? – удивленно спросил Викто́р.

– Это он кости сплевывает.

– А-а-а… Ну?

– Великолепно. – На Сансару с отвращением взирал герцог Корделл, тени и умелые штрихи делали его заостренное лицо едва ли не живым, до крайности настоящим. Да, именно таким ей он и запомнился в их последнюю и весьма непродолжительную встречу в Эвелире. Девушке подумалось, что Зубастику тоже довольно часто приходилось сталкиваться с подобным пренебрежительным и высокомерным выражением этого подонка, которое она бы так явно не смогла изобразить – Корделл в ее мыслях существовал лишь поверхностно – кругами на воде куда более глубокого соленого озера обид и лишений.

– По-моему, чего-то не хватает… – Форти сказал это тише и несколько развернулся, потому что Яблочник тоже в пол уха и в край глаза заинтересовался тем, что же происходит за столом у этой проблемной троицы. – Ну, всякой хрени… Искры из глаз, темные силуэты… О! Черепа и кости! Тьфу! – Он снова сплюнул и поковырял ногтем мизинца между зубов. – Чтобы каждая собака в Хорграде поняла – перед ними ужасный и опасный колдун!

Лескро нервно облизал губы.

– А ты прав, – признала Сансара. – Немного жути нам не повредит. Но только без излишеств, чтобы совсем не отбить прыть охотников, иначе обделаются и не станут в это ввязываться.