Олень все, что говорил ему Семеныч, понимал и молча соглашался. Во дворе дома Борька сразу же направился к копне сена. А из снежной пустоты леса на теплый дом лесника с тоской смотрели глаза осиротевших собак.

… Дно каньона. Могучие скалы своей каменной твердью стиснули узкое ущелье. Темно среди сомкнувшихся скал, лишь в недосягаемой темноте полоска звездного неба, как зеленая густая вода с драгоценными цветами, выкованными из лепестков тончайшего серебра. Громов включил фонарик, быстро смотал веревку, спрятал в рюкзаке и бегом кинулся к выходу из каньона.

Обледенелые и осклизлые камни. Он несколько раз оступался и падал в студеную воду. Но Громов не останавливался, продолжая свой неустанный бег. Сильное, тренированное сердце и мускулистое тело Громова выдерживали такие беспощадные нагрузки.

– Я догоню тебя, кровавый пес! – шептал Громов. – От горноспасателя ты не уйдешь! Мой сын наверняка спустился и передал известие о твоем появлении в горах. И теперь, даже если я и не успею перерезать путь, тебя встретит Кирьянов. А он – бывший матрос-десантник, маху, как я не даст!

Скалы стали пониже, но ущелье по-прежнему лежало перед Громовым узкое и длинное, как тело громадного питона, чуть изгибающееся и колыхающееся в зеленой водной пучине. Ледяная чешуя питона ярко блестела под светом каленой белой луны. Бег Виктора Петровича по дну каньона напоминал стремительный, фантастический полет.

Наконец, скалы расступились, и перед ним открылся зимний лес в сказочном снежном сне. Горноспасатель выключил фонарик и замер, слушая звуки и шорохи. Где-то вверху, наполняя долину треском, совсем рядом, он услышал эхо от работающего «Бурана».

– Все же я успел! – радостно крикнул Громов. Он во всю мочь кинулся к дороге, проходившей рядом с устьем каньона. Выскочил на нее и стал быстро готовиться к новой встрече с бандитом.

Громов покрепче завязал веревку за колоннаду серого бука и протянул ее через дорогу. Второй конец веревки захлестнул за ствол столетнего Почтового дуба. Летом в его дупле туристы часто оставляли записки, письма, и дуб прозвали Почтовым, потом присыпал веревку снегом. Вспомогательным репшнуром сделал схватывающий узел на основной веревке. Из рюкзака достал ракетницу и зарядил ее. Только управился со всеми делами и перевел дух, как из-за поворота вылетел желтый «Буран».

Ларчиков рвался к свободе. Он совершил тяжелое преступление: убил постового милиционера, завладел оружием, ограбил кассу, взял большую сумму денег и теперь яростно отбивался и уходил от погони. Только что насмерть, как он полагал, он уложил горноспасателя. Теперь путь к железной дороге у него стал чистым. А там на любом проходящем пассажирском или товарном поезде он уйдет и скроется в широких просторах страны. И заживет припеваючи!

Встречный ветер и снег резали Ларчикову глаза, ветровое стекло разбила ракета горноспасателя. Бандит низко пригнулся над рулем. Глаза у него слезились от летящих встречных снежинок, срывающихся с веток деревьев. Он видел лишь контуры дороги и ориентировался по дорожным предохранительным столбикам.

«Буран» налетел на завязанную через дорогу веревку. Она натянулась и подсекла мчащийся снегоход. «Буран» перевернулся. Ларчикова выбросило в сторону и он завяз в сугробе. Громов кинулся к преступнику. Тот, барахтаясь в снегу, увидел подбегающего горноспасателя и метнул в него финку. Она вонзилась в левую руку Громова. Он как раз взмахнул ею перед грудью.

Превозмогая боль, Громов выстрелил из ракетницы. Ракета, скользнув по снегу, зацепила Ларчикова, отскочила от него и завертелась волчком по снежному насту дороги. Громов подскочил к оглушенному Ларчикову и здоровой рукой стал ощупывать его карманы, пытаясь найти пистолет. Из карманов на снег вылетали пачки денег. Бандит пришел в себя и пнул ногой горноспасателя и живот. Громов, согнувшись от резкой боли, свалился в снег. Ларчиков сунул руку за пазуху и вытащил пистолет.