Нам было радостно! И мы были горды тем, что так красиво и слаженно у нас всё получается. Молодость брала своё.
В конце концов, я понял, как надо быстро «уяснить задачу, оценить обстановку, принять решение, организовать взаимодействие» и другие военные премудрости.
Вечером к нам приходил старшина. Он был опытным воякой. Прошёл Финскую войну, попадал в различные «заварушки». Он учил нас, желторотиков, ненормативной солдатской лексике, этике, ядрёному русскому мату.
Мы-то считали, что в жизни есть мать-перемать, разные нехорошие слова о женских и мужских детородных органах.
А в бою, оказывается, не всё так просто. Особенно у минометчиков на «передке», да ещё в ближнем скоротечном бою. Доли секунды могли спасти жизнь человека.
Под портретами Ленина и Сталина, выше которых ещё висели Фридрих Энгельс и Карл Маркс наш всезнающий старшина умничал
– Товарищи курсанты, а вы знаете, что на отдачу приказа у нашего врага немца средняя длина слова составляет 5,2 символа, а у нас 10,8. Следовательно, на отдачу приказов у фашистов уходит на 56% меньше времени.
В скоротечном бою, это ой, как много. Но…
Если изъясняться матом, то и длина слова в русском языке сокращается до 3,2 символов в слове, – мы удивлённо пооткрывали свои рты.
О науке, обоснованной на мате мы ещё не слышали.
– Краткость, зашифрованность команды матом становится совершенно не понятной подслушивающему противнику. А в коротком, скоротечном бою, на близких дистанциях это будет иметь решающее значение, – продолжал старшина.
– Курсант Лапников, доложи-ка нам, как ты отдашь приказ о заброске мин на позицию пулемётчика противника справа от тебя?
Жорка Лапников, немного задумался и, скороговоркой, протараторил
– Сорок седьмой, немедленно приказываю уничтожить вражескую огневую точку пулемётчика, ведущего огонь по нашим позициям с расстояния девятьсот пятьдесят метров! Огонь ведётся справа. Ориентир черёмуха. Десять метров левее от неё.
Мы замерли. Жорка расплылся в улыбке. Так сноровисто, чисто да гладко у него получилось.
– А теперь слушай сюда, курсант. Смотрите все и учитесь, как правильно надо отдавать команды.
Старшина набрал в грудь побольше воздуха и на едином дыхании членораздельно и, громче некуда, выпалил
– Сорок седьмой, ёбни того х…я справа!
В казарме повисла гнетущая тишина. Мы все вопросительно, удивленно и восхитительно глядели на старшину.
– Всё братцы. Всё я сказал. Кина больше не будет. Все должны понять короткую команду и научиться правильно использовать её. Иначе, не выжить на войне.
Немного подумав, он добавил
– Финнам мы покажем жопу, раком повернём Европу, а потом до смерти зае… ём!
Старшина встал, одёрнул свою гимнастёрку и, молча, вышел за дверь.
Нам ничего не оставалось, как дружно выдохнуть. Все засуетились и стали готовиться ко сну. В казарме повисла гнетущая тишина…
Балагурить и веселиться расхотелось.
Очень много внимания уделялось физической подготовке. Лыжи, кроссы, стрельба, многодневные переходы по лесам стали для нас обыденностью.
На марше команда «ложись» давалась чаще всего перед грязью или лужей. Так специально хотел наш требовательный старшина. Но мы понимали, что на войне может быть гораздо хуже. Никаких обид не было.
Всегда было много различных дежурств, нарядов, личной подготовки, контроля и проверки состояния личного оружия. Свободного времени не было вообще.
И мы отродясь не слышали ни о какой «дедовщине».
Грубости, оскорблений курсантов со стороны командиров у нас тоже не было. Случаев пьянства за курсантами не наблюдалось, не до баловства было.
Ускоренное обучение, сами понимаете, предполагало сверхплотный режим обучения и сверхжёсткий распорядок дня. Поэтому побудка, подъем были в 5 часов утра, а всё заканчивалось лишь в 12 часов ночи.