А потом Аришка поняла, что дед её дразнит.

Осенью белили стволы у яблонь в саду, обрезали ветки.

А зимой резали поросят.

Конечно, Аришка с Андреем никогда не присутствовали в такие моменты, и, даже, слушать не могли поросячий визг. Да что они, их отец не выносил этого и всегда уходил в дом и прятал голову под подушку. Но потом, постепенно, кто откуда, все сходились к месту происшествия.

И Аришка с Андреем стояли рядом, иногда помогали в «подай-принеси-убери». Но и просто наблюдать было интересно.

Дед Пётр зачёрпывал в кружку поросячьей крови и пил её. И всем предлагал. Все отказывались.

– Напрасно, напрасно, – вздыхал он по поводу всеобщей глупости. – В крови много железа, от неё только здоровее станете.

Но никто не соглашался таким способом становиться здоровее, кроме…

Однажды как-то все куда-то ушли и около порося остались Аришка, Андрей и дед. И он предложил им выпить по половине кружки. Сначала выпил Андрей, потом Аришка. Это было тёплое, невкусное пойло.

Спустя годы Аришка об этом пожалела, так как кровь животных употреблять в пищу категорически запрещала наша вера. Вот так.

Очень редко, вместе с дедом Петром приезжала его жена. Аришка с Андреем звали её тёть Зина, хотя по статусу она являлась им бабушкой.

Была она женщиной городской и, как говорится, «из другого теста».

Однозначно её и не охарактеризовать, так как в любом определении на её счёт можно быть несправедливой. Одно можно точно сказать, была она женщиной непростой.

Вместе с дедом Петром они воспитывали двух дочек. Старшая Надя – отцова, младшая Оля – мамина. Но и отцова тоже.

Столько уж мачех описывали в литературе, что набили оскомину, и возникает вопрос, а однозначно положительных мачех, что, не бывает? Бывает, наверное, но не в этот раз.

Честно говоря, влипла Надя, как кур в ощип. И не без своего участия.

Когда-то при разводе со своей первой женой, а была она не много, не мало, актрисой, правда неизвестно, каких театров, строгий дяденька судья спросил у маленькой Надюши:

– А с кем ты хочешь остаться, детонька, с мамой или с папой?

И детонька ответила:

– С папой.

И на этой раз правосудие пошло на поводу у ребёнка. Разумеется, там были и другие аргументы, но в семейной памяти они не сохранились.

Актриса неизвестных театров не шибко, видать, горевала, и вскоре исчезла, больше её и не видели. А ребёнок остался с папой, а потом выяснилось, что к папе теперь прилагается тётя Зина.

Уж потом, когда Аришка стала взрослой, она удивлялась, как Надя выросла рядом с тётей Зиной и сохранила рассудок. Видать, изначально, она была очень сильной.

А в детстве она наблюдала, как Надю тётя Зина всё больше критиковала, считала её простушкой, если не полудурочкой.

К младшей же, Оле, было другое отношение. Её словно поставили на невидимый пьедестал, возможно, даже заслуженно. Вся родня считала её умной и перспективной. Её все любили и уважали.

Так и росли обе девчонки, и с возрастом старшая становилась простушкой всё в большей степени, а младшая обретала черты, достойные своего пьедестала.

Посади деревце, да поухаживай за ним, подвяжи веточки, направь их в нужную сторону, и вырастет оно стройным и высоким, любо-дорого посмотреть. А ткни саженец как попало, да придави его сверху пяткой, и увидишь, что будет.

Но девочки любили друг друга.

Бабушка к своей невестке внешне относилась уважительно. Возможно, она в её присутствии немного напрягалась. Но «за глаза» не сказала про неё ни одного плохого слова.

Тёть Зина в гостях вела пустые, с Аришкиной точки зрения, разговоры и оказывала Ольге всякие знаки внимания и помощь, даже в мелочах, чем удивляла и вызывала толику презрения у непривыкших к таким телячьим нежностям Аришки и Андрея. «Тёть Зина Ольке моет голову. А Ольке вон сколько лет. Мы и то сами себе голову моем».