«Отпусти ты вчерашний день, – сказала Викуля-Снегирь. – Пусть идёт». К слову, на Скрипку сотоварищи тогда, в «Гоголя», он ходил с ней.

Дверь в кафе открылась. Вошедший был высоким – не ниже метра восьмидесяти пяти. Не качок, но спортивного вида. Кроссовки, джинсы и курточка – синяя, с полосками на рукавах, – застёгнутая под самое горло.

Межник, почему-то сразу же подумал Полевой.

«Спортсмен» сделал шаг и замер, посмотрел сперва на парочку, потом на официантку, и только после – на Полевого. Словно выбирал, к кому именно подойти. Хотя какие тут варианты? – парочка вряд ли кого ждала, официантка подойдёт сама. Оставались столик Полевого, свободные столики, или же – на выход. Если, конечно, исключить варианты типа «Я хотел бы поговорить с администратором» и «Вашему вниманию предлагается новейшее средство от тараканов». Нет-нет, такие ведут себя гораздо уверенней, если не сказать – наглее, и уж точно не будут осматриваться – напрямую (напролом) к цели.

– Не путай прошлое и память.

– А ты при параде, – сказал «спортсмен», отодвигая стул и присаживаясь напротив Полевого. – Как на свидание пришёл.

– Обещали, будет не пыльно, – немного неуверенно ответил Полевой. На нём была белоснежная, только с утра распечатанная рубашка. Длинные рукава, чёрные готические буковки на спине: «Woodman». Не абы какая ценность, но всё же – пачкать и портить рубашку в первый же день не хотелось.

– Обещали-обещали, – усмехнулся «спортсмен» и протянул руку. – Межник.

– Полевой.

Несколько часов назад, услышав фамилию Межник, Полевой представил себе его именно таким – высоким, подтянутым – экстремалом из передач про горы-моря-океаны. Считай – не ошибся. Не хватало разве что сноуборда под мышкой. А вот Колодезного, наоборот, вообразил низким, толстым и неуклюжим – похожим на Весельчака У из мультика.

– А что наш третий? – спросил Межник.

– Ждём, – пожал плечами Полевой.

Колодезный явился без пятнадцати одиннадцать. Сощурившись, осмотрел зал и через секунду зашагал к «правильному» столу.

– Вы – Полевой и Межник? – спросил он.

Рост – метр семьдесят, небольшое брюхо, в движениях – скорее заторможенность, чем неловкость.

– А вы? – растянув улыбку, поинтересовался Межник.

Идея была величественная, но создавала какое-то ощущение неудобства.

Стефан Ликок, «Здравый смысл и вселенная»

Все говорили: «её тело» – будто бы нашли не её, а лишь что-то некогда ей принадлежавшее. Всё равно что: её туфли, её платье, её куртку, сумочку, документы, ключи. «Ты что-то потеряла?» – «Да, своё туловище».

Сперва Саныч подумал, что девушка спит – «нажралась и отрубилась». Место было соответствующим. Детская площадка в парке: лесенки, качели, карусели – поржавевшие, покосившиеся – с детьми здесь гуляли нечасто, тем более, что совсем неподалёку, за прудом, была новенькая площадка с радующими глаз синими, красными, жёлтыми, зелёными башенками, горками, туннелями. Девушка лежала на лавочке, рядом валялись бутылки, какие-то пакеты, окурки – не факт, что её. Здесь постоянно кто-то пил, дрался, выяснял отношения, и снова пил, пил, пил. Такие заброшенные площадки есть везде – к ним быстро привыкаешь, спокойно, не обращая внимания (как на вокзальных бомжей-попрошаек), проходишь мимо, или же – обходишь стороной.

Саныч сразу тоже прошёл мимо, лишь покосившись на девушку, но почему-то вернулся.

Она была совсем юной, двадцать – двадцать один, не старше. Голубые джинсы, водолазка и чёрный пиджак с едва заметными вертикальными полосками. Руки замерли в неестественном положении, как у тряпичной куклы. У девушки были длинные ярко-рыжие волосы. Пустой взгляд таращился куда-то вверх, в небо.