За стеной раздался выстрел, заставляя Яру содрогнуться всем телом от неожиданности, загрохотали чужие шаги, срывающиеся на бег. Чей-то хриплый голос закричал:


– Вы двое, ищите девку!


Яра, спотыкаясь и поскальзываясь на паркете, метнулась под стол, прижалась спиной к толстой панели от столешницы до пола, и обмирая внутри от страха, принялась считать секунды до того, как откроется дверь. Яра была пуста – магии в ней совсем не осталось, после призыва тени, все что осталось, она, убегая, вложила в сотворение тумана. Обливаясь холодным потом, она потянулась к изнанке, пытаясь зачерпнуть хоть немного магии, сколько успеет, но от страха не смогла даже почуять ее.


Вдруг портьеры перед ней колыхнулись, с террасы в комнату зашел ее отец. В одной руке он держал пузатый коньячный бокал, наполовину полный, другая расслабленно лежала в кармане строгих брюк оттенка темного шоколада. Рукава его рубашки цвета топленого молока были небрежно закатаны, русые волосы растрепаны зимним ветром. Увидев Яру, сжавшуюся под столом с круглыми испуганными глазами, он удивленно моргнул. «Он же ничего не слышал!» – поняла Яра. И как только она раскрыла рот, чтобы рассказать ему обо всем, дверь с силой распахнулась, ударив о стену, и в кабинет кто-то вошел. Короткий смешок заглушил хруст затвора.


– Привет-привет. Ну и дрянь же твой сынок, а? Сдал вас всех ни за что, – фыркнул веселый мужской голос где-то над ее головой.


Выстрел раздался будто бы прямо у нее внутри. Начался с сухого щелчка в голове и разросся в ее теле белой вспышкой, заполняя ее всю какой-то горькой и едкой взвесью, вытесняя все мысли и звуки. Словно в замедленной съемке, она увидела, как отца отбрасывает назад, прямо в кресло, а потом теплая кровь брызжет ей в лицо, заливая глаза и раскрытый в ужасе рот, окрашивает отцу рубашку на груди в жгучий, яркий цвет, и течет, течет, течет… стекает по креслу, собирается в маленькие ручейки, затекает в стыки между паркетными досками и впитывается в ковер.


– Ну, туда вам всем и дорога, – добавил неизвестный с едким злорадством и захлопнул дверь.


В голове гулко пульсировала какая-то ватная муть, через которую едва пробились только самые простые мысли, да и те сразу гасли.


«Холодно».


«Гусь, наверное, сгорел».


Яра потянулась и легонько коснулась отцовской руки, та чуть качнулась от ее движения и осталась такой же безвольной. Безжизненной.


«Потому, что он мертв…»


«… и ты тоже будешь».


Яра Бажова никогда в жизни не была одна. Что бы не случилось, даже в самых больших ссорах, брат все равно был с ней рядом, только руку протяни: с мягкостью свитера, тонким хлопком футболок или шершавой шерстью пиджаков, с размеренным звуком часового хода на правом запястье, с быстрым шепотом, в котором прячется смех, в сотнях секретов, в бликах на горлышке первой распитой на двоих бутылки и первом серьезном колдовстве, в мятых листах подорожника и криво наклеенных пластырях, с первого глотка магии, и с самого первого ее воспоминания, во всей ее жизни, везде-везде-везде. Никогда в жизни Яра Бажова не была одна, с ней всегда был ее брат. Но не теперь. Он ушел, впустив в дом чужаков с оружием. А она сидит, заторможено пялится на то, как от отцовской крови намокает ковер, и не может уложить в голове эту простую мысль.


Яра моргнула. Подняла с ковра бокал и принюхалась. Вокруг стоял густой запах крови, но в самом бокале терпко пахло специями, а на дне еще оставалось несколько капель. Она немного прокрутила бокал в ладони, и остатки коньяка послушно качнулись следом. Резко запрокинув голову, она допила одним разом все, что там было. Коньяк пряным золотистым огнем прокатился по языку, огладил гортань и упал в желудок. А затем Яра потянулась к изнанке, привычным, тысячи раз отмерянным движением, и в этот раз магия не упрямилась, потекла быстро и послушно, плеснула на что-то горькое и ядовитое, зашипела, как искра на розжиге, и все внутри у Яры вспыхнуло, занимаясь жгучим хмельным пламенем. Прежде она бы остановилась, едва начало жечь, но теперь зачем это? В доме, полном гостей, она осталась единственной хозяйкой. Нужно встретить их, раз пришли.