– О как, – выпалил, дослушав эту импровизированную лекцию. – Был не прав. Судил поспешно.
– Это лишь недостаток знаний, – мягко сказала хозяйка. – Причем довольно специфических. Был бы с нами ваш батюшка… Простите, что напомнила о вашей утрате, Андрюшенька. Я все еще печалюсь о потере его записей, которые многое могли бы дать миру слова.
А вот в этом «простите» я не услышал подлинного сожаления. Наверное, потому, что из памяти не выветрилась реакция Лены-Хелен, вурдалачки, когда та узнала, чей я сын. Причем та вурдалачка чуть ранее была готова меня выпить досуха.
Я рассыпался в благодарностях и поспешил удалиться.
От Феди Ивановны я вышел в смешанных чувствах. С одной стороны, сказано мне было много. Разного и нового. С другой – сведения не были полны. Как были прорехи в моем семейном альбоме, так и остались. Новые лица добавились, да. Но в таких дальних далях, что мне от этого добавления практической пользы чуть. Дыры же в ближней истории никуда не делись.
Почему рассорились отец с дядей? Что из себя представлял дядька Демьян?
Выходило так: один предок с «колдовкой» семью построил, другой, если верить домовой нечисти, «бесовок, мертвячек, кикимор и ведьм» бить предпочитал при помощи ремешков с заклепками. Очень необычных ремешков, надо сказать – от удара с такой обмоткой взвыл один знакомый вурдалак.
Противоречие? Как по мне – еще какое.
Так что, все, сегодня мною узнанное, было весьма занятно, но малоприменимо к текущим вопросам. Кругозор расширил – и то ладно.
Федя Ивановна же, показательно отказавшись от платы за переданные сведения, связала меня прочными узами «расположения». По правде говоря, я бы предпочел четко сформулированный долг. Потому как ввязываться в игры и «симпатии» специалиста по древностям куда дороже.
Все помнят про бесплатный сыр? А этот сыр подан с улыбкой, с мурчанием – кошкой, прожившей сколько-то там сотен лет на белом (и не очень) свете. Кошка – иносказательно, зато про сотни лет на свете – прямее некуда.
Я бодро переставлял ноги, тогда как «чердак», который голова, был забит не особо жизнерадостными, пасмурными мыслями. И о прошлом-давнишнем, и о даме, подкармливающей меня сластями (с собой, кроме книги, мне снова упаковали несколько коробок с десертами) и информацией. Еще были мысли о женщине, лишившейся сына… Эти были особо серы.
Как затянувшие небо тучи. Сумрак по низу, сумрак по верху, в отражении луж – серость.
Неоднократно слыхал я утверждение, мол, Питер вообще – сер. Всякий раз удивлялся: мы про один Питер речь ведем? Потому как мой Петербург полон красками. Может, не все они ярки и броски. Может, говорящие про серость были в городе только в дни непогоды, когда скрадываются цвета и размываются линии. И, не могу не согласиться, фасады многих зданий стоило бы мыть почаще. Но… а, не важно. Не стану убеждать. И без того отвлекся.
Вот, стоило подумать про серость и краски: вышел к перекрестку, а там девушка с огнями. Вращает, подбрасывает две штуковины вроде вееров с фитилями на длинных металлических спицах. Получается что-то между танцем и жонглированием – красиво, завораживающе. Я такое впервые вживую видел, раньше только по «зомбоящику» наблюдал. Что сказать? «Живая-то лучше!»
Темень и вот такое промежуточное состояние, когда небо уже заволокло, но лить с него еще не льет – самое то для таких представлений. Исполняла свое искристое шоу девушка под бой барабанов. Парень позади нее отбивал ритм на двух «пузатых» инструментах. Звук украшал действо, добавлял к нему некой первобытности.
Я простоял минут десять, любуясь золотистыми бликами. Оставил в ящике пару купюр. Улыбнулся.