– То, чего я не слышу, того не смогу и пересказать, – как дошколенку, объяснила мне немертвая девушка. – В том числе и под давлением.

Конечно, оставался слух – тот, что куда совершеннее моего по заверению Жени Митина. Возможно, все ее поведение – клубы дыма. Напускное, путающее. Возможно, она и впрямь превосходный лицедей. А я – наивный глупец.

Кредит доверия ей, как союзнику, выдан и не исчерпан. До той поры – я играю с ней в открытую. С осознанием: если ошибусь – пойду на корм. Сначала кровопийцам, затем червячкам.

Готовность рисковать – то, что отличает человека азартного от… от нормального. Покажите же мне дилера, которому чужд азарт!

Но есть нюанс, отличающий дилера от игрока: контроль. Игрок – тот обладает иллюзией контроля. В его руках фишки, в бумажнике наличные. Если речь о покере – то в руках у него несколько карт.

«Делайте ваши ставки», – говорит с улыбкой крупье. Тот, кто держит в руках всю колоду. Тот, кто вращает шарик. И тот, кто точно знает: казино не существовали бы, не будь игровой бизнес прибыльным.

Опытный (да просто думающий) дилер знает, что карты и шарик в его руках – тоже иллюзия контроля. Часть выверенной системы.

Все это работает с одной оговоркой: пьяненькие крупье с получки, точно зная о запрете на игру в других казино, то и дело заваливаются в запретные для них заведения. В те, где нет картотеки, помельче, попроще. И там уходят в отрыв.

К чему это я? Отправив Хелен изучать библиотечный каталог, я дал ей в руки часть колоды и стопку фишек. Как она ими распорядится, покажет время. Дилер в моем лице будет ждать ее ставку.

Но всю колоду в неживые руки, как и все фишки из флота, передавать не станет.

– Подбросишь до метро? – на вопрос о дальнейших планах ответил встречным вопросом.

– Так давай подвезу нормально, – предложила вурдалачка. – Куда тебе?

– Сам пока не решил, – пожал плечами. – Устал, запылился. Хочу прогуляться, проветриться до работы.

– Пф-ф, – фыркнула Лена. – Было бы предложено. Запрыгивай. До метро так до метро.

С мигренью я смирился заранее. Больше того, выданный Ирой блистер предусмотрительно занял место в кармане брюк еще до выхода из дома. На выходе из дома я думал о другом доме…

О том, какой дикой, несусветной глупостью было до сих пор не посетить родительскую квартиру. Да, кабинет пуст. С ним все понятно.

Почтовый ящик: вдруг кто-то писал уже после отъезда матери в Париж? Вдруг кто-то медлителен, и не получил вежливого послания от Бельской Богданы о завершении жизненного пути адресата – ее мужа? Она эти письма под копирку писала первые пару месяцев после ухода из жизни отца его партнерам – уже бывшим – по переписке.

Последний раз я был в этой квартире в апреле, забирал кое-что из вещей. Выбросил кучу макулатуры. Вот и сегодня почтовый ящик распирало.

Я отпер замочек, начал вываливать прямо на пол счета, рекламу, какие-то бесплатные газеты… Намусорил, утешая себя тем, что все равно все уберу. И даже замету площадку, как закончу.

Писем не было. Ни одного.

– Ой-ей, что делается! – заголосили снизу. – Средь бела дня безобразят! Прочь, пойдите прочь, наглецы! Ой, Андрюша, ты ли это?

Подслеповато щурясь, на меня уставилась сквозь толстые стекла очков соседка со второго этажа.

– Я, Марья Ивановна, – поднял руки вверх, и листы разлетелись, совсем замусорив площадку. – Не ругайтесь, пожалуйста, все будет убрано.

– А я вас с матерью давно не видела, думала, вы окончательно съехали, – зачастила пенсионерка. – Так и сказала милиционерам. И мужчине – такой приличный, приятный на вид, приходил, расспрашивал. У тебя неприятности?