– Мой дед воевал в этих местах!

Чеченец тут же спросил:

– Где?

– Они базировались в Агишбатое. Его звали Герхард Реккерт…

Фамилия ничего не говорила Мовсару, но вот имя… Он, уже готовый захлопнуть дверь камеры, остановился на мгновение, а затем все же закрыл, ни о чем не спросив.

Грассер прошел к голым нарам и сел, обхватив голову ладонями. Все было кончено. Он с ненавистью огляделся в тесном помещении без окон и застыл…

Канарис спал на диванчике, неизвестно откуда притащенном его подопечными, вытянувшись на спине и наполовину скинув одеяло. Широкая крепкая грудь то мерно и редко вздымалась, указывая на спокойный сон, то вдруг начинала ходить ходуном от накатившего сновидения. Полковник начинал метаться по постели. Крепкие руки дергались, словно сжимая автомат, пальцы подрагивали и казалось, что даже во сне мужчина нажимает на курок. Лицо сосредотачивалось, словно он выискивал цель. Сквозь полуоткрытые губы виднелся ровный ряд зубов. Но временами суровые складки разглаживались и на лице застывала странная нежность.

Пронзительный зуммер телефона и тело полковника вздрогнуло. В его комнату-кабинет могли звонить только по делу. Не открывая глаз, он протянул руку чуть дальше. Ощупью нашел на тумбочке вначале телефон, а затем и трубку. Подтянул к губам, сонно выдохнув:

– Канарис…

Сон мгновенно пропал, едва он услышал:

– Журналиста взяли!

Полковник открыл глаза, машинально взглянув на часы. Было семь утра. Он сел на диванчике и покрутил головой, стряхивая сон окончательно:

– Понял!

Немного послушав, спросил:

– Я на него взглянуть могу?

Ответ видимо был утвердительным, так как Канарис усмехнулся:

– Ладно… После обеда… Хопчик…

Положив трубку на рацию, несколько секунд смотрел на входную дверь. Подумал. Сон пропал, хотя поспать удалось чуть больше трех часов. Канарис повернул голову и наткнулся взглядом на фотографию сына, приваленную к корпусу Р-159. Подмигнул мальчишке:

– Привет, Сашка!

Встал. Энергично двигая руками, прогнал остатки сна окончательно. Вышел из комнаты. Прошел по коротенькому коридору и скрылся в комнатушке с умывальником…

«Канарис» был его позывной. На самом деле звали его Валерий Николаевич Вагурин. Полковник, хоть и был молод, пришел к этому званию от рядового. Короче, вначале шла срочная служба, затем училище, офицерские звания и должности. И несколько лет того, что давно обозначено в газетах, как «горячая точка». Такой точкой для Валерия стала Чечня. Место, где его боялись и проклинали чеченские боевики, и где его же благословляло русскоязычное население…

Стрелок, он же подполковник ФСБ Солдатов Михаил Евгеньевич, сидел за столом, разглядывая иностранный паспорт, когда в кабинет ввели Пауля Грассера. На лицо фэбса была натянута маска. Он не собирался показывать свою внешность этому иностранцу и даже переоделся в форму майора-омоновца. Медвежонок, его всегдашний напарник, отсутствовал по вполне уважительной причине: поехал к высшему начальству получать за обеих встряску. Медведев сам согласился на это рискованное предприятие. Чтоб пробить этого увальня требовалось кое-что побольше, чем вопли начальства! Обычно генералы хрипли от крика прежде, чем хоть слово срывалось с губ Медвежонка. Кирилл очень часто сам соглашался поехать в штаб, чтоб «получить». Возвращаясь, очень довольно говорил:

– Я их довел…

И действительно, после Медвежонка генералы затихали месяца на два-три. А потом все повторялось…

Подполковник Солдатов посмотрел на задержанного и пригласил:

– Присаживайтесь…

Грассер поблагодарил, усаживаясь на стул:

– Благодарю…

Стрелок с минуту разглядывал журналиста, а потом заговорил: