– Кончено и забыто, – подвел черту Эрджайл. – Вся эта история теперь в прошлом. Я пытаюсь – мы все пытаемся – считать, что этот мальчик был инвалидом… неудачником по природе своей. Так, полагаю, будет точнее выразиться. – Он посмотрел на Калгари. – Вы согласны со мной?

– Нет, – возразил тот.

На мгновение воцарилось молчание. Резкое отрицание, прогремев с силой взрыва, повергло в недоумение обоих его собеседников. Пытаясь смягчить произведенный эффект, он со смущением произнес:

– Я… простите меня. Дело в том, что вы еще не знаете обо всем.

– Ах, так! – Эрджайл как будто задумался. Потом повернул голову к дочери. – Эстер, наверное, тебе лучше оставить нас вдвоем…

– Я не намереваюсь никуда уходить! Я должна все выслушать… понять, к чему все это.

– Разговор может оказаться неприятным…

– Какая разница в том, что мог еще натворить Джеко? – нетерпеливо воскликнула Эстер. – Все кончено.

Калгари торопливо произнес:

– Прошу вас, поверьте мне – речь идет не о том, что еще мог совершить ваш брат… скорее наоборот.

– Не понимаю…

Дверь в противоположном конце комнаты приотворилась, и из нее появилась молодая женщина, которую Калгари заметил несколько мгновений назад. Теперь на ней было пальто, а в руках – небольшой чемоданчик-дипломат. Она обратилась к Эрджайлу:

– Я ухожу. Какие-нибудь поручения будут?

После недолгих колебаний Эрджайл (ох уж эта вечная нерешительность, подумал Калгари) положил ладонь на ее руку и притянул вперед.

– Садись, Гвенда. Это… э… доктор Калгари. Это мисс Вон, моя… – Он снова погрузился в задумчивость. – Моя секретарша в течение нескольких последних лет. Доктор Калгари прибыл, чтобы сообщить нам – или же спросить – нечто важное про Джеко…

– Чтобы сообщить, – поправил его Калгари. – И, не понимая того, с каждым мгновением вы делаете предстоящее дело все более трудным для меня.

Все трое посмотрели на него с некоторым удивлением, однако в глазах Гвенды Вон он как будто бы успел заметить сверкнувшую искорку понимания. Ну, словно они на мгновение заключили союз, или же если она сказала: «Да, я знаю, какими трудными в общении бывают Эрджайлы».

Вполне привлекательная молодая женщина, решил Артур, пусть и не слишком молодая на самом деле – лет тридцати семи или восьми. Соблазнительные округлости, темные волосы и глаза, признаки общего здоровья и жизненной силы. Она показалась ему одновременно интеллигентной и компетентной особой.

Эрджайл проговорил с легким холодком в голосе:

– Я совершенно не намеревался осложнять ваше дело, доктор Калгари. Подобное не входило в мои намерения. И если вы обратитесь к сути вашего намерения…

– Да, понимаю. Простите меня за то, что я это сказал. Но дело в той настойчивости, с которой вы и ваша дочь твердите, что все закончено… забыто… осталось в прошлом. Это совсем не так. Кто это сказал: ничто не закончено, пока…

– Пока не будет закончено правильно, – договорила за него мисс Вон. – Это сказал Киплинг[3].

Она одобрительно кивнула, и Калгари ощутил благодарность к ней.

– Однако перехожу к делу, – продолжил он. – Когда вы услышите то, что мне придется сказать, вы поймете мою нерешительность. Более того, поймете причины моего волнения. Для начала я должен сказать несколько слов о себе самом. Я – геофизик и недавно был членом антарктической экспедиции. Я возвратился в Англию всего несколько недель назад.

– Вы были в экспедиции Хейса-Бентли? – уточнила Гвенда.

Калгари с благодарностью глянул на нее.

– Да. В экспедиции Хейса-Бентли. Я рассказываю это для того, чтобы объяснить, откуда, так сказать, взялся, а также то, что в течение двух лет находился вне связи с… текущими событиями.