Медленно, проходясь языком от ключиц до уха, слизала это безобразие с шеи блондинки. У девчонки сердце упало в пятки, потому что это неправильно, грязно… и вместе с тем неожиданно приятно.

Марк наблюдал за открывшейся картиной с нескрываемым интересом. Татум поднесла к губам рюмку текилы и выпила залпом, морщась. Удерживая зрительный контакт с блондинкой, она взяла в зубы тонкую дольку лимона, за затылок притянула Марка для поцелуя.

Парень целовался классно, но пресно. Дрейк не обратила внимание на технику или количество слюны. Тат было плевать – ее возбуждала атмосфера момента: она целовала взасос незнакомого парня на глазах у девушки, пока она наблюдала.

Тат отстранилась от парня, улыбнулась Вике.

– А теперь ты. – Она отдала вторую рюмку блондинке, толкнула ее в объятия парню и ушла.

Так смешно и интересно одновременно – показывать людям, как можно веселиться. Зачем довольствоваться вином и поцелуями, когда есть виски и секс?

Дрейк отчаянно внушала себе, что это и есть веселье. Что после вечеринки она увидит свет в конце тоннеля.

Но тоннель лишь становился длиннее.

Мистер-сегодняшняя-жертва стоял у лестницы, разговаривал с другом. Тат вышла в холл, на импровизированный танцпол. Она двигалась в толпе, пока не поймала его взгляд.

Дрейк плавно танцевала под музыку, давая понять, чего хочет: пила из початой бутылки горький виски, скользила руками по голому животу, дразнила. Крис несколько минут наблюдал за движениями – облизнув губы, направился к ней.

Они танцевали, плотно прижимаясь друг к другу. Тат развернулась к парню спиной, откинула голову ему на плечо, зарылась пальцами в его мягкие волосы. Крис дышал ей в шею, удерживая за петельки на джинсах, – там, где должен находиться ремень, сейчас находились его руки.

Он гладил ее по голому животу, забирался под топ, запускал пальцы в лифчик, касаясь сосков. По телу Татум прошел электрический разряд, она резко выдохнула. Повернулась к Вертинскому, без промедления поцеловала его. Страстно, жадно, горячо. Крис ответил, вжал Тат в стену. Целовал, целовал, целовал так, будто это последнее, что он делает в своей жизни.

Он всегда со страстью отдавался моменту, проживая день, будто завтра никогда не наступит. Татум отдавалась случаю с таким же жаром. Она целовала его, будто это первый в жизни момент, когда она по-настоящему живет.

Будто для нее это первый глоток воздуха после постоянного дерьмового запаха судьбы; будто это все, что ей сейчас нужно: целовать Вертинского, пустить жизнь под откос и никогда-никогда не оглядываться.

Ни он, ни она не были нежны: не было чувственных поцелуев, страстных поглаживаний плеч, ключиц, спины; не было ласковых слов возле уха, симпатии во взгляде – были только животная страсть, прокушенные губы и царапины на спинах обоих.

Тат оторвалась от парня, пьяно улыбнулась, потянула его к лестнице. Вертинский повиновался: приятно после нескольких лет трудов автоматически стоять на пьедестале приза. Не добиваться – выбирать.

Он оглядел ее с ног до головы еще раз: в фигуре Дрейк не было пышных форм или сексуальных изгибов – взгляд цеплялся за худые бедра, с которых еще чуть-чуть и спадут джинсы. За угловатые плечи и тонкие кисти рук. За гибкую линию талии и утопленный позвоночник, где внизу поясницы виднелись милые ямочки и кусочек кружевного черного белья; за сутулую спину и острые ключицы; за растрепанный пучок темных волос; за небольшую грудь, умело подчеркнутую топом.

Тат остановилась у подножия лестницы, оглянулась на Криса – явно что-то задумала. Дрейк подошла к компании третьекурсниц, обратилась к недавней знакомой: