– На каком посту?

– Разве я не тебе только что пообещал пятьдесят пистолей?

– Мне?

Когда все выяснилось, когда Пероль понял, что дал маху, и узнал имя человека, которому доверился, он пришел в ужас. Тщетно наемники уверяли его, что Лагардер находится здесь, чтобы сразиться с Невером, и что между ними будет бой не на жизнь, а на смерть. Пероля это ничуть не убедило. Он инстинктивно понял, какое впечатление произведет на благородную душу молодого человека внезапное открытие предательства. Сейчас Лагардер, должно быть, объединился с герцогом, а Аврора де Келюс предупреждена. Пероль не предвидел одного – как поведет себя Маленький Парижанин. Ему и в голову не могло прийти, что у того хватит дерзости обременить себя во время сражения младенцем.

Штаупиц, Пинто, Матадор и Сальданья были отправлены набирать рекрутов. Пероль помчался предупредить своего господина и следить за Авророй де Келюс. В ту эпоху, особенно в приграничных землях, не составляло труда найти любое количество наемных шпаг. И четверо посланцев возвратились с изрядным подкреплением.

Но как описать глубочайшее смятение, муки совести, – одним словом, душевные страдания мэтра Плюмажа-младшего и его alter ego[24] брата Галунье!

Да, мы охотно признаем, они были прохвосты, убивали за деньги, и рапиры их ничем не отличались от кинжала наемного убийцы или ножа разбойника. Но бедняги занимались этим отнюдь не потому, что были по своей натуре злы. Они всего-навсего так зарабатывали себе насущный хлеб. И вина за это ложится не столько на них, сколько на время и на тогдашние нравы. В тот великий, прославленный век если что и блистало, то лишь небольшой высший слой, а ниже был полный хаос.

Но и на парче этого высшего слоя среди блесток было немало грязных пятен. Война нравственно развратила всех сверху донизу. Именно война в первую очередь породила продажных наемников. Можно уверенно утверждать, что все, начиная от большинства генералов и кончая последним солдатом, рассматривали шпагу как орудие труда, а храбрость как способ заработка.

Плюмаж и Галунье любили Маленького Парижанина, который на голову превосходил их. Когда большое чувство рождается в испорченных сердцах, оно оказывается стойким и сильным. Впрочем, Плюмаж и Галунье отнюдь не были лишены способности делать добро, и это мы видим по их привязанности к Маленькому Парижанину, истоки которой нам уже известны. И в них сохранились благие задатки, а история с сиротой из разрушенного особняка Лагардеров вовсе не единственное доброе дело, какое они по случайности или невзначай совершили в жизни.

Их любовь к Анри была самого высокого свойства, и, хотя к ней примешивались некие эгоистические соображения, так как они видели себя в своем блистательном ученике, можно смело заявить, что корысть ни в малейшей степени не была движителем их дружбы к нему. И Плюмаж, и Галунье не раздумывая рискнули бы жизнью ради Лагардера. И вот в эту ночь злой рок сделал их противниками Маленького Парижанина! Главное, нет никакой возможности уклониться! Их рапиры принадлежат Перолю: он их купил. Бежать или не участвовать означало бы нарушить правила чести, весьма сурово соблюдаемые в их среде.

С час, наверное, они молчали, не обменявшись ни словом. За весь вечер Плюмаж только раз помянул ризы Господни. Они в унисон испускали горестные вздохи. Время от времени с мученическим видом переглядывались. И это все. А когда двинулись на штурм, то пожали друг другу руки, и Галунье промолвил:

– Что поделаешь, придется.

Но Плюмаж покачал головой.

– Нет, так не пойдет, брат Галунье, не пойдет, – объявил он. – Делай, как я.