– Ну ты даешь… Сумасшедшая, – услышал себя и удивился.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она спокойно.

Он помолчал.

– Ничего. У тебя мозги-то есть?

– А зачем? – она хитро улыбнулась.

– Покалечишься. И как ты на этой махине ездишь… Одно неверное движение, руль вывернется, а силы у тебя, я смотрю, нет, – он кивнул на ее локти, слегка выгнувшиеся в противоположную природе сторону.

Таня смутилась, Сашин испуг ошеломил ее. Однако, передернув худенькими плечиками с преувеличенным легкомыслием, она бросила:

– Не боись, ничего со мной не случится. Я не ломаюсь, я гнусь.

К чему она ляпнула эти не свои слова? Так говорила мама: «Есть люди, которые гнутся, а есть такие, кто ломается». Таня исподтишка взглянула на парня. Тот катил свой велосипед, смотрел под ноги и отвечать ей, судя по всему, не собирался.

А день стоял ясный и нежаркий. По склонам лога трава тянулась все выше, и ее зелень еще не совсем утратила свой нежный цыплячий оттенок. В траве желтели одуванчики, ручей под мостиком чуть слышно перекатывался через камни. Таня очень любила это место – и овраг, и ручей, и мостик, и каменисто-обрывистый уклон, вид на который открывался, если оглянуться назад на шоссе.

Перейдя мостик, они пошли вдоль железнодорожной насыпи, пока пересекавшая ее дорога не указала путь к большому террикону2 угольной шахты. За считанные минуты домахнули до его подножия. Над розоватыми камнями колебалось легкое марево и сочился едкий запах.

– Куда ты забираешься! Не боишься?

– Честно? Боюсь, – Таня опустила глаза. Сказать ему, как хорошо бывать здесь одной, она не решалась. – Просто место нравится…

Он не спешил соглашаться. Однако и недоумения по поводу того, что же здесь может нравиться, не выказывал. Поэтому она решилась добавить:

– Цвет камней нравится. Ну, их оттенки разные… И вообще, – она смешалась и неопределенно махнула рукой. – Там дальше ручей есть…

Саша быстро глянул на нее и повернул в указанном направлении. Она смотрела вслед с удивлением и благодарностью.

Усевшись у ручья, Таня провела по траве рукой и опустила пальцы в воду.

– И ты одна сюда ездишь?

– Да.

– И никто не знает?

Таня покачала головой.

– А куда ездишь ты?

– Мы с пацанами. В разные места. Где раньше играли в войнушку, – он улыбнулся. – Теперь просто катаемся…

– Курите?

Саша усмехнулся. И вдруг подумал, что сказали бы пацаны, узнай, где он сейчас, и ему стало не по себе.

Она потянулась и сорвала одуванчик, сунула в него нос, нос пожелтел. Саша засмеялся. Тане стало весело.

– Закрой глаза! – она шумно втянула в себя воздух. – Чем пахнет?

Пахло землей, едковатым запахом дымящихся камней от террикона и чем-то еще, он не знал.

– А теперь открой! Что видишь?

Он увидел повернувший к вечеру летний день, небо, землю и ее рядом:

– Вижу твой желтый нос.

Они рассмеялись.

– Ты никому не скажешь? – она вытерла нос о рукав футболки.

– Про нос? Не скажу, я не разговорчивый.

– Я заметила. Тебе уже, наверно, пора. Поехали обратно?

Они вернулись к «железке» -однопутке, уходящей по насыпи вдаль, и дошли до мостка чрез овраг.

– Дальше пойдем по-другому, – сказал Саша. – Не по шоссе. Я покажу.

– Да знаю я тут все. Но там дорога так круто в горку… Я не смогу по таким буграм, – Таня остановилась.

– Я помогу.

Перед подъемом из лога он положил руку на руль ее велосипеда.

Таня застеснялась:

– Тогда я покачу твой, он легче!

Секунду поколебавшись, Саша согласился. Отшагав половину подъема, мельком глянул на Таню. «Просто кузнечик какой-то», – подумал и сказал:

– И как ты только ездишь на этой тяжести…

– Я в космонавты готовлюсь. Ты что, не знал? – тут же отозвалась она.