– Что-то случилось?

– Случилось то, что, куда бы я ни пошла, я всюду встречаю тебя! Оставь меня в покое, мне уже до тошноты надоело, что приходится бесконечно повторять тебе одно и то же. Не хочу я с тобой нянчиться! Ты привык, что все твои желания беспрекословно исполняются, но вернись уже на землю, я так делать не собираюсь!

Вау! Похоже, она действительно на взводе.

Когда мне показалось, что речь закончена, она нанесла контрольный удар, после которого оправиться я уже не смог.

– Знаешь, как называется то, что ты делаешь? Домогательство!

Ее последние слова встали мне поперек горла и приступом какого-то безумного кашля спустились ниже, в бронхи. В ушах зазвенело, а сердце бешено заколотилось.

Да, я понимаю, что был с ней немного настойчив, но ведь не домогался. Правда ведь не домогался?

Она посылала меня бессчетное количество раз, но никогда не делала это так жестко. Меня каждый раз это веселило, но не сейчас. Я никогда никого не домогался, эта мысль мне в принципе противна. Вот дерьмо, снова чувствую себя премерзко.

Я так привязался к самой мысли о том, что мы негласно играем в какую-то особую игру, а эти ее слова слишком больно ранили меня.

Домогательство.

Собираю свой обед обратно в сумку. Надеваю на голову кепку, так, чтобы козырек мешал ей увидеть мое лицо, и молча встаю.

Чувствую на себе ее взгляд, представляю, как она сейчас счастлива, что я, наконец, убрался. Что ж, она выиграла, оставляю ее в покое.

Отменяю занятие в спортивном клубе, куда мы договаривались пойти вместе с Льюисом, и возвращаюсь в квартиру. В таком состоянии я могу или сам травмироваться, или травмировать кого-то еще.

Нужно выплеснуть гнев и сожаление. Едва зайдя в комнату, с размаха бью кулаком в стену. Затем в приступе ярости сметаю все с письменного стола на пол и падаю на кровать, крепко сжимая виски ладонями.

Чувствую себя беспомощным, жалким, совсем не таким, каким я был до того, как моя сестра перевернула во мне все, во что я верил.

Да блин, Кэрри была моей надеждой, с ней мне было спокойно, а она вот взяла и так все… Меня до сих пор потрясывает от слова, которое она употребила. Домогательство.

Я почти смог отодвинуть на задний план ту самую фатальную беседу c сестрой в начале лета, забыть ее. Но тут каждое слово, произнесенное тогда Амелией, возвращается в полном объеме.

Мама настояла на том, чтобы сестра ехала обратно не на автобусе, а летела самолетом, и меня заставила везти ее в аэропорт. Гениальный план! С ней тяжело находится рядом даже в огромном доме, маленькое пространстве машины так и вовсе сущий ад.

Амелия вздыхает каждые пятнадцать секунд, а я сижу и размышляю, как придурок. Ее поведение для меня не ново, но после отцовского приступа мне все больше хочется какой-то семейной сплоченности, поддержки, и наше недопонимание задевает больше обычного. На протяжении всей недели я пытался поговорить с ней, но безуспешно. Пора бы прекратить эти детские игры!

Паркуюсь у тротуара и поворачиваюсь к ней. Она смотрит в окно на дорогу, затем достает телефон и проверяет время.

– Ты что творишь?

– Я слушаю тебя. Сейчас прекрасный момент, чтобы высказать все, что накопилось.

Больше ничего и не нужно было говорить.

– Из-за тебя я сейчас опоздаю на рейс!

– Давай, рассказывай.

– Поехали, – отвечает она, сверля меня неприятным взглядом.

– Нет уж, сначала ты мне все выскажешь, Амелия. Целых десять дней я терпел твое абсолютно незрелое поведение, но мне надоело. Давай, пора повзрослеть и все мне объяснить!

– Повзрослеть? – она начинает тяжело и громко дышать. – Да пошел ты знаешь куда, придурок!