Одним из следствий учреждения российского консульства в Кашгаре стало временное запрещение публичных казней и увечий, равно уменьшение жестокости властей в целом, но теперь, с развитием «национального самосознания», китайцы всё меньше и меньше обращают внимание на мнение Европы по данному вопросу.

В мою бытность в Кашгаре, туземцам отрезали руки за отказ менять старые бумажные деньги на новые – вот уж поистине жёсткая финансовая мера! Однако на практике предельно жестокие меры наказаний и пыток едва ли достигают своей цели: кашгарские воры не побоялись даже ограбить дворец самого грозного титая. Убийства с целью наживы довольно распространены, но нет банд настоящих «разбойников с большой дороги».

Образованный китаец в Европе, если его упрекнут в жестокостях и пытках, что практикуются в его стране, с негодованием будет их отрицать и решительно заявит, что китайские суды ни в чем не уступят европейским. В оправдание укажет на недавний закон об уголовном наказании, подготовленный выдающимися европейскими юристами. Таковой, безусловно, не хуже, если не лучше любого уголовного кодекса в Европе. Европейские и американские делегаты на Вашингтонской конференции113 были настолько очарованы этим чудо-кодексом и безупречностью фрака доктора Веллингтона Ку114, что почти готовы были отдать своих граждан под сень китайской юрисдикции. Но китайцы, весьма напуганные собственным успехом, просили отложить обсуждение данного вопроса на три года. По сути, китайские суды так же далеки от закона, как их так называемая республика – от своей Конституции. Я очень сомневаюсь, что копия китайского Кодекса может быть найдена хотя бы в одном суде Синьцзяна. Свод законов здесь в любом случае считается совершенно излишним.

Забавной иллюстрацией к сказанному может послужить случай, когда представитель компании Маркони, желая купить участок для радиостанции, попытался кое-что выяснить в местном законе о земле и попросил показать копию Кодекса. Китайские власти просто не могли понять, чего хочет этот англичанин, просит какую-то книгу, и недоумевали, чем бы она могла быть ему полезна. «Мы дадим вам любой участок земли – пообещали ему. – Вам остается лишь выбрать и показать нам. Мы можем сделать всё, что нужно. Зачем вам книга законов? У нас её в помине нет, и не надо».

Боюсь, что утомил читателя рассказом о тёмных сторонах китайского характера, но, увы, он был необходим для завершения картины жизни в Кашгаре. Условия здешние таковы, что они ближе, скорее, к средневековью, нежели к сегодняшнему миру западному, и представления о них отличны от того, что могут представить себе европейцы и американцы, знакомые с жизнью в республиках Дальнего Востока.

Моя жизнь в этом уединенном уголке мира была бы очень одинокой и скучной, если бы не присутствие нескольких россиян и наличие британского консульства. Без таковых я оказался бы в роли перенесенного машиной времени в эпоху Марко Поло. Британское консульство послужило мне связующим звеном с ХХ веком и Европой. Полковник Этертон115 и мистер Н. Фицморис были необычайно добры ко мне. Я, который так долго был отрезан от книг и внешнего мира, упивался великолепной библиотекой, газетами, обзорами и телеграммами агентства Рейтер. То воистину было «окном в Европу» из затерянного мира.

Русская колония и англичане постоянно обменивались гостеприимством: обедами, чаепитиями и пикниками. В Кашгаре все эти развлечения называют словом тамаша116. Любой приём, пикник, прогулка за город, спектакль, представления, концерты и любые другие развлечения называются тамаша. Это очень полезное и исчерпывающее слово. Многие вещи, которые простой уроженец Кашгара не в состоянии понять, становятся ясны, если называть их тамашой. Когда я проводил геологические изыскания в окрестностях города, бродя по лабиринту вертикальных стен, каналов и каньонов в лёссовых отложениях пустыни, всякий сарт, который случайно встречал меня, обязательно спрашивал, что такое я тут делаю. Объяснить ему было бы совершенно невозможно, но его всегда вполне устраивали волшебные слова