– Узнаёшь хоть? – обратился к нему Николай Иванович.

– Будто что-то похожее есть. А вот этой собачки, кажется, раньше не было. – Он указал на пробегающую мимо дворнягу.

– Это у соседей сука недавно ощенилась – бегают теперь, – не понял юмора старик. – Не смотри на него, а то не отвяжется.

Гомозин, улыбнувшись, увёл взгляд от любопытно глядящих на него пары глаз, и пёс, только он это сделал, клацнув зубами, закрыл пасть и, развернувшись, пошёл за ним.

– Ух, чёрт! Прожорливые, гады! – нахмурился Николай Иванович и машинально ускорил шаг.

– Подкормить, наверное, надо, – сжалился Егор Дмитриевич.

– Да они лучше тебя жрут. По ним сцена плачет. Весь город уже объели. – Было заметно, что старик сильно устал и сделался раздражительным. – Меня бы кто так кормил.

– А что, мать голодом морит, что ли? – улыбнулся Гомозин.

– Диетой морит. Куда пошёл? – остановившись и доставая из кармана ключи, спросил он ушедшего вперёд Егора Дмитриевича. – Совсем память дырявая?

– Оно? – удивился тот.

– Ну проходь, не стой, – сказал старик и открыл калитку. Гомозин прошёл вперёд.

Собака Зина, едва услышав скрежет жестяной двери, зазвенев цепью, выбежала из своей конуры и, увидев незнакомого человека, радостно забегала по кругу, завиляла хвостом и загавкала.

– Тоже мне охранница! – проворчал Николай Иванович, вешая замок на дверь.

Егор Дмитриевич, рассмеявшись, подошёл к ней ближе, и она, встав на задние лапы, вытянувшись во весь рост, потянулась к нему. Ошейник душил её, и собака жадно дышала, сильно выставив вперёд слюнявый язык.

– Молодец, хорошая моя, – чесал её за ухом Гомозин. – Перепугалась, наверное, ночью? – спросил её он.

– Да чего ей бояться? – проворчал Николай Иванович. – Дрыхла поди как убитая.

А Зина, закатив глаза от удовольствия, прямо как человек, закрыла пасть и невзначай заводила ноздрями.

– Чего же не выпускаете, пока вас нет? – поинтересовался Гомозин, продолжая чесать собаку по сальной шерсти.

– Весь огород перероет, дурная. Носится как угорелая.

– У неё уже вон волос нет под ошейником. – Егор Дмитриевич слегка оттянул удавку и показал старику протёртую кожу без шерсти.

– Ну давай, давай пустим, – с видимым недовольством сжалился Николай Иванович. – Подожди! – крикнул он, увидев, как Гомозин стал сразу же стал отстёгивать ошейник. – Дай огород закрою.

И старик, медленно подойдя к сетчатой калитке, щёлкнул задвижкой.

– Пускай!

Егор Дмитриевич отстегнул ошейник, и Зина, тут же высунув язык, побежала кругами по участку, как скаковая лошадь. Со рта её в разные стороны летели слюни; от встречного ветра щёки надувались, и казалось, что она улыбается. Собака подбежала к Николаю Ивановичу, пару раз лизнула его ботинок и побежала дальше.

– Пойдём хоть участок посмотришь, – пригласил Гомозина Николай Иванович, разулыбавшийся от поведения собаки.

Участок был большим и делился на две части. У самого входа, прислонясь к забору, стоял дом. Вход в него вёл через сени – светлые, застеклённые рамой с мелким членением. Это небольшое помещение использовалось в качестве прихожей, но было завалено продовольственными запасами, прикрытыми плотной пеленой одеял. К сеням была приколочена Зинина будка. От дома к уличному туалету тянулся металлический прут, к которому была приделана собачья цепь, чтобы Зина могла себя относительно свободно чувствовать. Зона её жизни была полностью ограничена заборами и застройкой. Слева от входа на участок до самой бани тянулся дом, справа были свинарник, курятник и туалет, а спереди – собственно баня. Баня была чёрная и представляла собой поистине интересное архитектурное сооружение. Посреди здания был проделан проход к огороду, дополнительно защищённому от Зины плетённым из железных прутьев забором. Слева, в стене этого, можно сказать, коридора была проделана дверь в нужник – в саму парилку же предбанником вела дверь в правой стене «коридора». Кто и зачем создал такое странное сооружение, ни Гомозин, ни Николай Иванович не знали, но оба отмечали его оригинальность и неудобность. Дальше – огород. Справа и слева он был отделён от соседей высоким деревянным забором, так что пролезть было невозможно. Ровные грядки тянулись вниз с холма метров двадцать и упирались в другой забор. Слева внизу под яблоней стоял старый сарай, крышу на котором предстояло перекрывать. Справа, перед самыми огородами, было подобие летней кухни. По факту это были стол со стульями и мангал, спрятанные под деревянным навесом, который тянулся от бани до двух крепких деревянных столбиков.