Клуттиг не обратил внимания на насмешку.

– Они или мы! – злобно проворчал он.

– Мы! – ответил Райнебот, изящным жестом швырнув на стол линейку, и поднялся.

Они смотрели друг на друга и молчали, скрывая свои мысли. Клуттиг вдруг взъярился:

– Если нам придется уйти… –    Он сжал кулаки и процедил сквозь зубы: – Я ни одной мыши не оставлю тут в живых!

Райнебот это уже слышал. Он знал цену Клуттигу: много шуму, мало толку.

– Как бы ты не опоздал, господин гауптштурмфюрер! – с язвительной усмешкой заметил он. – Наш дипломат уже выпускает мышей из ловушки…

– Растяпа! – Клуттиг потряс кулаком. – Почем мы знаем, может, эти сволочи уже установили тайную связь с американцами. Те пришлют несколько бомбардировщиков и за одну ночь вооружат весь лагерь. Как-никак это пятьдесят тысяч человек, – с дрожью в голосе добавил он.

Райнебот высокомерно отмахнулся:

– Это сплошь кретины. Два-три залпа с вышек – и…

– А если американцы сбросят парашютистов? Что тогда?

Райнебот пожал плечами.

– Тогда тарарам здесь окончится. – И он надменно усмехнулся. – А я пробьюсь в Испанию.

– Ты увертлив, как угорь, – презрительно фыркнул Клуттиг. – Речь идет не об одной твоей шкуре.

– Правильно! – холодно возразил Райнебот. – И о твоей тоже. – Он ухмыльнулся Клуттигу в лицо. – Плохи дела и у штурмбаннфюрера и даже у начальника лагеря. – Райнебот насмешливо перебирал руками, как бы поднимаясь по воздушной лестнице. – Наша песенка спета, Адель! Утешься, я твой товарищ по несчастью!

Клуттиг плюхнулся на стул. Его злило, что Райнебот так хладнокровно говорит об их рухнувших честолюбивых планах. Вообще-то дело шло к концу! Теперь задача – обезопасить себя от тех, кто за колючей проволокой. Клуттиг разразился проклятиями по адресу начальника лагеря.

– Растяпа! Он отлично знает, что скоты в лагере организовались. Вместо того чтобы выловить десяток и перещелкать…

– Неизвестно, поймает ли он тех, кого надо, – заметил Райнебот, – а не то, дорогой мой, дело выйдет боком! Под первый выстрел надо настоящих, руководство, верхушку.

– Кремера! – быстро сказал Клуттиг.

– Это один, а кто другие?

Райнебот закурил. Сев на угол стола, он лениво покачивал ногой.

– Я возьму в оборот этого гада, – яростно прошипел Клуттиг, – и выжму его, как лимон.

Райнебот нагло расхохотался.

– Наивно, господин начальник, очень наивно. Во-первых, Кремер не станет болтать. Из него ты ни одного слова не вытянешь. Во-вторых, забрав Кремера, ты тем самым предупредишь остальных. – Он направился к микрофону. – Хорошенько присмотрись к парню, и тогда ты поймешь, что ни шиша от него не добьешься, – сказал он и включил микрофон: – Лагерный староста Кремер! К коменданту!

В тот момент, когда этот вызов прозвучал из всех громкоговорителей лагеря, Кремер находился на складе у Гефеля. Цвайлинга еще не было, и Кремер с Гефелем тихо разговаривали в углу у окна.

– Завтра уходит этап. Ты знаешь, что требуется, Андре.

Гефель молча кивнул.

Вторично прозвучал вызов:

– Лагерный староста Кремер! К коменданту! Да поживее!

Кремер, сердито засопев, уставился на громкоговоритель. Гефель сжал губы.

Клуттиг сидел, сгорбясь, на стуле. Райнебот потряс его за плечо.

– Возьми себя в руки! Иначе этот тип сразу увидит, что наша последняя победа засела у тебя в печенке.

Клуттиг послушно встал и оправил мундир.

Через несколько минут в комнату вошел Кремер. С одного взгляда он оценил ситуацию. Прислонясь к стене, стоял Клуттиг и подозрительно поглядывал на него. На стуле за письменным столом сидел, вернее, полулежал нахальный юнец.

– Есть кое-что новенькое для вас, слушайте внимательно.