, а Иосиф – на ягнятине в грибном соусе.

– И постой, – подозвал по-английски Иосиф уже уходившего Рудольфа, – принеси нам лучшего вина, что у вас завалялось. И только немецкого! Предпочитаю пить вино той страны, в которой нахожусь. На твоё усмотрение. Спасибо.

Я прошептала в ухо Руди: «В правом нижнем углу стоит Dönnhoff 2006 года». Руди, в отличие от многих, меня прекрасно слышит и никогда не сомневается в моих советах.

– Ося, мать твою – сестру мою, почему ты мне, такой говнюк, не сказал это сразу по «хэнди»?! Зисла от такой новости уже пекла бы шарлотку на позвать всех.

– Ой, тебе, Арик, я принёс сюда это прямо в руках, как птичка в клювике. Ты первый, кто вообще об этом узнал, не считая, конечно, моей Раи, – Иосиф достал пачку сигарет и огляделся в поисках пепельницы. Я позвала Руди.

– Всё случилось буквально вчера, и Лёва сначала коллапил8 мне прямо из тюрьмы, а потом из флайта9 на Цюрих.

– Ты хочешь мне сказать, Ося, что Лёвушка совсем свободен, а не сбежал, как тот Монтекристо? – Арон выглядел искренне удивлённым. Видимо, эта новость совсем не укладывалась у него в голове.

– Или! – ответил Иосиф и сытно улыбнулся, как обычно улыбается господин Розенберг, когда я потчую его лучшими своими жульенами.

– Ося, шо-та я сильно сомневаюсь в албанском правосудии. Значит ли это, шо ты таки нашёл, кому и что донести в своём широком кармане? – Арон уселся поудобнее.

– Скажу тебе: «кому» – это не было большим траблом10. Албания, сам знаешь, страна неограниченных потребностей, – Иосиф докурил и завинтил бычок в пепельницу. – А вот от озвученной два года назад суммы я чуть не получил хардатак11.

– И сколько они имели хотеть от тебя?

– Дядя, я тогда спешели12 тебе не говорил, я знал, что вы с Зислой захотите продать ваш флэт13 в ваших родных до боли пенатах у моря.

– Ося, как ты говоришь, «флэт» уже год как продан, и я готов был бы поучаствовать в этом благородном деле своей долей. Но озвучь хотя бы аппетит этих поцев.

Руди подошёл к ним, неся на подносе вино и два бокала. Показав этикетку и рассказав, как я его учила, без лишних слов о вине, он спросил, кто будет пробовать. Иосиф указал подбородком на Арона. А тот просто махнул рукой – разливай! И, хотя я люблю все эти винные ритуалы – вдыхание аромата, перекатывание на языке, первый долгий глоток и последующее прислушивание к послевкусию, – мне так не терпелось дослушать всё до конца, что я даже не обратила внимание на этот моветон.

Пока Руди разливал вино, Иосиф взял салфетку со стола и, написав на ней какие-то цифры, протянул её Арону. Тот громко присвистнул. Я тоже посмотрела. Там было написано – $900 000. Ну, много, конечно, но я, например, стою гораздо дороже, а я себе цену знаю.

В зал зашли несколько гостей. Это были редкие для того времени суток туристы, они были шумны и долго выбирали себе столик. Мне буквально на пару секунд пришлось отвлечься от Иосифа и Арона, пока я гнала из подсобки Клару, которая успела уже заснуть в ожидании посетителей. Возможно, я что-то пропустила за нашим столиком.

Когда я вернулась, Арон чему-то смеялся.

– Ты так им и сказал слово в слово – «Куш а бэр унтэрн фартэх унд зай гезунд»14?! – видно было, что проговаривание самого выражения доставляет ему невероятное удовольствие. – Как ты это помнишь? У местных, кстати, тоже есть подобное выражение: «Leck mich im Arsch»15. И шо, албанцы таки оценили красоту твоего послания?

– А то! – тоже засмеялся Иосиф, – Я, кстати, до сих пор благодарен твоей маме за нужные слова, иногда они более точные, чем русский мат. Но смех смехом, а я вернулся тогда в Штаты как последний шлемазл – ни с чем. Как ты понимаешь, таких мони