– Это да! – Арон покачал согласно головой. – Но мне не терпится услышать, как же ты, старый гешефтмахер, всё сумел провернуть!

И мне не терпелось, но Руди, так и не дождавшись моей отмашки, уже нёс поднос с тарелками. Гости занялись едой, а выглядела она очень симпатично – Алессандро, которого я нежно поцеловала перед заказом прямо в макушку, постарался на славу. А я тем временем наведалась к столику, где Клара принимала заказ от испанцев, и от души посмеялась над тем, как она то мычала, изображая говядину, то блеяла, изображая баранину. У Клары такие вещи получаются замечательно, просто актриса на детском утреннике. Все смеялись, и даже я засмотрелась на её кривляние.

– Как ты можешь есть эту гадость – этих шримпс? – услышала я, как спрашивает Иосиф у Арона, когда вернулась к их столику.

– Ося, креветки – это не гадость, – засмеялся Арон. – Это, Ося, пища богов.

– Арик, это не наши боги, это гойские боги. И это не пища, а… – он так сморщил лицо, что даже я почувствовала отвращение к креветкам. – Пастридж, как это будет по-русски… э-э-э… подножный корм! М-м-м, вот ягнёнок – это что-то! Хочешь, дам пис18? Не забудь потом передать повару мой респект.

Я мысленно повторно поцеловала Алессандро в макушку.

– Как говорила моя мама – твоя бабушка, «живешь с воронами – каркай как они».

– Смотри, дядька, докаркаешься до того, что когда-нибудь в синагоге не пройдешь фейсконтроль, – запивая ягнёнка вином, съязвил Иосиф.

Руди расторопно отнёс пустые тарелки, и оба гостя с бокалами в руках вытянули ноги под столом.

– Я одно большое ухо, – Арон, несмотря на лёгкое опьянение, внимательно слушал племянника. – А судя по твоим горящим глазам, ты имеешь, что рассказать. Одно надеюсь – меня потом не привлекут за недоносительство. Давай, выкладывай, как тебе всё удалось.

– Арик, это был перст судьбы. Я уже смирился, что Лёва отсидит хотя бы половину срока из двадцати пяти впаянных. Но даже двенадцать лет… Ты же знаешь, как я хочу внуков. Ты не поверишь, дядя, пару раз я даже молился! Правда, как-то неправильно, проклинал тех гоев, что подставили моего Лёву с драгам19, – Иосиф выпил глоток вина и почмокал языком. – Хорошая флейва20 для северной страны. Достойно. Так вот, ты же знаешь, в мою мастерскую кого только не занесёт. То селеры21 с товаром, то переделать что-то нужно срочно. Без дела не сижу. Ринги22 сделать, брошки спаять, камешки огранить. Голдсмис23 – это у нас в Бронксе очень джастифайбл24 человек.

– Голдсмис – это ювелир? – поднял бровь Арон.

– Да. И вот однажды заходит в мастерскую какой-то неместный, не поверишь – с виду чистый албанец. Спрашивает меня, говорит, что хочет со мной серьёзно поспикать25. Ссылается на одного знакомого, жене которого я пару лет назад крупный брильянт на место вставил. Не жене, конечно, а в её ведингринг26. Мы идём ко мне в кабинет. Садимся, наливаю ему виски. Спрашиваю, за что будем говорить? И он достаёт из кармана мешочек, а из него… Слушаешь внимательно? – Арон коротко кивнул. – Выпадает голубой даймонд27 каратов на сорок. И я уже невооружённым глазом вижу – настоящий. Ты понимаешь, что значит сорок каратов?

– Нет, – Арон помотал головой. – Это много?

– Ну ты поц, дядя. Это же очень далеко за полтора миллиона!

– Ваших денег? – удивился Арон.

– Или! Но это не главное. Я узнал этот алмаз по огранке Тала Пера и цвету! Это был блу28 Майзл. Такие камни все наперечёт, и этот пропал ещё до Второй мировой, и никто о нём ничего не знал. По крайней мере, ещё недавно не знал!