– Батюшки, парень, да у тебя выдалось хлопотливое утро! Только не надо мне рассказывать об остальных твоих горестях. Дай-ка я сам угадаю. На вас напали французские пираты, а потом еще раненый бегемот. – Том захохотал, придя в восторг от собственной шутки. – Ну, как бы то ни было, сколько ты получил за зубана размером с лошадь? – поинтересовался он.

– Восемь серебряных гульденов.

Том присвистнул:

– Похоже, рыбка и в самом деле была настоящим чудищем. – Тут его лицо стало серьезным. – Но это тебя не оправдывает, парень. Я не давал тебе свободную неделю. Ты должен был вернуться уже давно.

– Я сторговался с экономом голландского корабля, – объяснил Джим. – Мы отвезем ему столько провизии, сколько сможем… и за хорошую цену, папа.

Смех в глазах Тома сменился острым интересом.

– Похоже, ты не напрасно потратил время. Неплохо, парень.

В это время из кухни на противоположной стороне двора вышла миловидная женщина, ростом почти с Тома. Волосы она увязала в тяжелый узел на затылке, рукава блузки были закатаны на пухлых, бронзовых от загара руках.

– Том Кортни, ты что, не понимаешь, что бедный ребенок остался сегодня утром без завтрака? Дай ему сначала поесть, а уж потом ругайся сколько захочешь!

– Сара Кортни, – рыкнул в ответ Том, – это твое бедное дитя уже большое, ему не пять лет!

– Тебе тоже пора пообедать, – сменила тактику Сара. – Мы с Ясмини и девочками все утро трудились у плиты, как рабыни! Так что все за стол!

Том поднял руки, сдаваясь.

– Сара, ты настоящий тиран, но я готов слопать быка вместе с рогами! – сообщил он.

Подойдя к юношам, он одной рукой обнял за плечи Джима, другой – Мансура и повел их к кухонной двери, где ждала Сара с перепачканными мукой руками.

Зама повел упряжку мулов через двор к конюшням.

– Зама, скажи моему брату, что леди ждут его к обеду! – крикнул ему вслед Том.

– Скажу, оубаас!

Зама использовал самое уважительное обращение к хозяину Хай-Уилда.

– А как только вы там поедите, вернись сюда со всеми людьми, – напомнил Джим. – Нам нужно подготовить овощи, чтобы утром отвезти их на «Счастливую чайку».

В кухне суетились женщины, по большей части освобожденные домашние рабыни – изящные яванки с золотистой кожей, из Батавии. Джим подошел к матери, чтобы обнять ее.

Сара прикинулась недовольной:

– Не будь ты таким балбесом, Джеймс!

Но вспыхнула от удовольствия, когда Джим приподнял ее над полом и расцеловал в обе щеки.

– Поставь меня на место сейчас же!

– Ну, если ты меня не любишь, так хотя бы тетя Ясси любит!

Джим подошел к изящной женщине, которая обнималась с собственным сыном:

– Эй, Мансур! Теперь моя очередь!

Он выхватил Ясмини из объятий Мансура. Она носила длинную арабскую юбку и блузку из яркого шелка. Ясмини была стройной и легкой, как девочка, ее кожа отливала янтарем, раскосые глаза были темными, как оникс. Яркая белая прядь в густых волосах, надо лбом, не являлась признаком возраста: Ясмини родилась с этой отметкой, как и ее мать и бабушка до нее.

Позволяя женщинам хлопотать возле них, мужчины уселись за длинный стол желтого дерева, уже уставленный чашами и тарелками. Здесь были блюда с малайским карри, благоухающие бараниной и специями, рис с яйцами и кислым молоком, огромный пирог с олениной, запеченной вместе с картофелем и мясом антилопы, которую Джим с Мансуром подстрелили в вельде, а еще караваи горячего хлеба, глиняные горшки с желтым маслом, кувшины густого кислого молока и легкого пива.

– А где Дориан? – спросил Том, сидевший во главе стола. – Опять опаздывает!

– Кто-то произнес мое имя?

Дориан лениво вошел в кухню – худощавый и подтянутый, красивый и жизнерадостный; на его голове красовалась такая же, как у сына, копна медно-красных локонов. На Дориане были высокие сапоги для верховой езды, запылившиеся до колен, и белая широкополая соломенная шляпа. Он швырнул шляпу через комнату, а женщины приветствовали его восторженными возгласами.