Магистр ордена «Корвус Девотус» молился за загубленную душу юной супруги и мысленно осыпал проклятиями себя и собственных предков, чья алчность привела к столь трагичным последствиям.

Верена слушала отца и чувствовала, как по щекам катятся слезы. Пальцы бабушки больно стискивали ладонь, оставляя красные отметины. От запахов кружилась голова, но жаловаться девочка не смела. Словно фарфоровая статуэтка, молча стояла с опущенной головой, не находя сил еще раз взглянуть на мать. Слишком горько было. И страшно…

Постепенно боль от сжатых пальчиков стала распространяться по руке. Поднялась до локтя, коснулась плеча и спустилась к груди. Стиснула сердце холодными объятьями.

Верена открыла рот, но из горла не вырвалось ни звука. Только когда девочка стала оседать на пол, сотрясаемая крупной дрожью, бабушка заметила, что с внучкой творится неладное.

— Корбл! — вскричала Фреджа.

Отец бросился к Верене, подхватил на руки и прижал как величайшую драгоценность. Стал укачивать, шепча на ухо утешения. Но ничего поделать не мог, ведь в тот момент и сам испытывал муки.

— Нет, только не она!.. — вскричал, чувствуя, как тело сводит сильнейшая судорога. — Только не моя девочка!..

Шлем с вороньим пером выпал из его рук и покатился к высокому стрельчатому окну. Никто из членов ордена не бросился поднимать реликвию — всем стало не до того.

Над Вороньим логом вошло в зенит ярко-алое солнце.

Валерия

Письмо пришло, когда я перестала ждать. Разбило вдребезги мечты и надежды.

Наша труппа только что успешно дебютировала с постановкой. Мы со Степкой, близким другом и руководителем театра, сидели в гримерной и обсуждали события прошедшего дня. Вечер располагал к отдыху и приятной беседе.

В дверь постучали, и этот звук барабанной дробью отозвался в висках.

— Кто бы это мог быть? — удивилась я, косясь на часы.

Девять вечера — не слишком подходящее время для посетителей. Если только охранник решил обойти территорию.

— Наверное, толпа возбужденных фанатов, — пошутил Степка. — Пришли просить у тебя автограф.

— Несмешно, — буркнула я и поплелась открывать.

На пороге стоял длинный и крепкий, точно фонарный столб, парень в нелепом старомодном фраке. С лицом вытянутым, точно у породистого скакуна. Его ничего не выражающий взгляд мазнул по мне, как по промелькнувшей в рекламе статистке.

— Что вам угодно? — вложив в вопрос как можно больше вежливости, поинтересовалась я. — Билеты продаются до семи, так что…

— Вы Валерия Голубева? — перебил парень.

Я кивнула и прищурилась. Внешний вид визитера не внушал доверия. С таким лицом радостных вестей не приносят.

— Вам письмо.

Он вручил конверт, коротко кивнул и, развернувшись на каблуках, направился к выходу.

Ошарашено глянула на зажатую в руке бумагу, потом снова на курьера.

— Постойте! — окликнула, пока он не скрылся в темном коридоре. — Откуда письмо? От кого?

— Там все сказано, — послышался ответ.

Посыльный ушел быстрее, чем я успела опомниться. Будто куда-то сильно торопился. Или боялся, что налечу с расспросами.

— Что, отказала, и поклонник умчался сломя голову? — хохотнул Степка.

— Это не поклонник, а курьер, — отозвалась я, закрывая дверь. — Принес письмо, но не сказал, от кого.

Села на складной стул и повертела в пальцах конверт. Из плотной, словно потемневшей от времени бумаги. Без адреса, марок и любых других пометок, позволяющих определить отправителя.

— Так открывай же! — не выдержал Степка. — Рассматриваешь так, будто внутри вирус Сибирской язвы. Или выводок тараканов…

— Скажешь тоже… — отмахнулась я.

Надорвала загадочный конверт и вытряхнула на ладонь даже не письмо — коротенькую записку, словно отправитель экономил бумагу. Предчувствие дурного накатило удушливой волной. Руки дрогнули, и записка упала на пол.