Но бомжи быстро определили, что это не постпохмельный синдром написан на лице Сережи, а элементарно мальчишеский испуг или последняя грань перехода в это состояние. Надо сказать, господа бомжи люди жалостливые, поэтому как в этой жизни видели очень много страшной несправедливости по отношению не только к себе, но и к остальному народонаселению, которое называется официальными правящими кругами «господами» лишь на период выборов тех или иных правителей.

Сережу они пожалели, поняв, что на душе у молодого человека совсем муторно по какой-то неясной, но общепонятной причине. Поэтому они лишь попросили его одолжить им «закурить», вместо обычного «не одолжите ли пару рублей, похмелиться»? Сережины сигареты очень быстро, если не сказать вмиг, растаяли в зубах бомжей, словно туман в жаркое летнее утро в Туркменистоне.

– Что, парень, потерял кого? – на всякий случай поинтересовался господин бомж, кажется, это был честный малый Стас. А честный Стас потому, что, когда он напялив на себя форму рядового «голубого берета» (вне всяких сомнений воевавший минимум в Ираке на справедливой стороне, то есть, на стороне США, а максимум в Чечне, тоже на справедливой стороне, то бишь, на стороне федералов) и, прикрыв темными очками, как он сам выражался «свою бесстыжую рожу», навязывал прохожему обывателю Москвы, который, естественно, не проливал кровь за отечество и весь русско-американский народ,  мнение «не одолжите ли, оказавшемуся во временном затруднении, десять рублей на покупку ужина», у него спрашивали: «А, правда, что вы бывший солдат?», Стас отвечал честно: «Нет, не правда. Просто я форму одолжил у знакомого, чтобы заработать на ужин».

Сережа отвечал честному малому под два метра, что ничего не терял в этой жизни, так как ничего и не успел нажить. На что Стас без всякого зазрения совести имел свое предложение продолжения знакомства: «А не будет у тебя десяти рублей на ужин»? Десяти рублей Стас так и не получил, возможно оттого, что Сережа своим неискушенным умом так и не понял, как этот двухметровый парень, судя по роже с недюжинным аппетитом, сможет купить ужин на десять деревянных рублей. Возможно, Сережа так и не понял чего от него хочет этот мужчина, кроме того, что он ему по энерции дал, то есть – сигареты.

Стас попросил огоньку у проходящего мимо молодого человека, прикурил основательно сам и затем поднес руки незнакомца с зажигалкой, сложенные, чтобы огонь не погас, к лицу Сережи. У Сережи нижняя пухлая мальчишеская губа отвисла от удивления, и он чуть не уронил сигарету, взглянув в псиные глаза того, кто протягивал ему в руках зажигалку.

– Ник… Никита? – втянул Сережа дым от зажженной сигареты и чуть не задохнулся от кашля, так как не курил еще ни разу до этого.

– Сопли подтяни! – прошипел Никита. – Пошли, пообщаемся, раз ты настаиваешь.

Стас был понятливым интеллигентным бомжом и, почмокав губами, не найдя, что вставить от своего имени, он ретировался почти «по-английски». Сережа растерянно поглядел по сторонам и еще больше растерялся, Антона нигде не было видно. « Не может быть!» – запаниковал Сережа. Следующей мыслью парня была: «Бежать!». Однако он самой мысли испугался больше чем Никиты, который, не оглядываясь, пошел к уже знакомому Сереже месту. Сережа поплелся за Никитой, понуро опустив голову, словно молодой бычок, которого ведут на убой.

Четыре мусорных контейнера, огромных, съемных железных камазовских кузовов, стояли, как и прежде, в углублении и за ними находился вместительный проход, где можно было не только спрятаться от посторонних лиц, но и совершить какой-нибудь дурной поступок, наподобие того, что в данном случае и собирался совершить Никита.