Но есть и такие, кто усмотрел в Красоте ещё и… очарование, влекущее к Богу. Так, преподобный Максим Исповедник, автор ученейших схолий к святому Дионисию-Мистику, пишет:

«Красотой Бог называется по причине того, что от Него всему придается очарование и потому, что Он все к Себе привлекает».10

Да и сам Дионисий-Мистик, великий богослов Красоты, рассуждая о природе Прекрасного, недвусмысленно наделяет Красоту библейскми признаками, называя Её и Началом, и творящей Причиной – вполне в духе ветхозаветного учения. И тем самым подменяет Прекрасное… Богом:

«Прекрасное есть Начало всего как творческая Причина, все в целом и движущая, и соединяющая любовью к собственному очарованию.»11

По этому поводу стоит напомнить, что Прекрасное само-по-себе прекрасно, и что нет у Прекрасного ни причины, ни цели. И процитировать следующие замечательные слова Мастера То Иди:

«Красота цветущей фиалки не знает о том, что она – Красота. Ей ничего не известно о Боге. И о том, что Она – Начало всего. И всем движет. Красота потому и прекрасна, что Ей незачем быть Красотой.» —

Так считает Наставник, который доподлинно знает:

«Только в бутоне неведения, которое не тронуто бременем эго, благоухает покой.»

Будет не лишним привести и такие слова Мастера:

«Красоте не пристало быть украшением. Очаровывать – дело призрачной прелести.»

*

Но, может быть, Красоту, что не была рождена и вовек не исчезнет, утвердили философы, которые, хочется верить, настолько мудры, что свободны в своих рассуждениях и далеки от церковной догматики? Нет, и они Красоту оболгали: они Её «отодвинули» в область эстетики. Из Красоты они вынули её самосущную «душу»: для одних Красота превратилась в то же самое украшение истины, её отражение, вторичное следствие; для других – в категорию разума, олицетворение блага, функцию, возводящую к божественной сфере; третьим она привиделась подобной уже упомянутому выше свечению; иным – пребывающей во всей полноте в естестве человека… лишь до его воплощения; а есть и такие мыслители, кто отвел Красоте роль безгласной наложницы, чтобы посредством Неё себя «очищать», переживая, «безвредные радости»: эйфорию, катарсис, экстаз и прочие духоподъемные «отклики».

«Ищите не эйфорию, не имена или свет, а Красоту. Счастлив тот, кто в Ней пребывает.»

Мастер То Иди


Лян Кай. Джентльмен восточной ограды Дунли Гаоши.

• «Doppelbereich»

«Если Красота – это истина, Красота – это благо, то как может Она уживаться в душе человека с его тёмным началом, быть для него всего лишь превестницей… ужаса („schrecklichen Anfang“)?» – читатель, хорошо знакомый с творчеством Рильке, наверняка выразит подобное недоумение, припомнив его знаменитую Первую элегию из цикла «Дуинских элегий», в которой с первых же строк поэт вводит нас в великолепный и при этом крайне опасный мир ангелов: вызывая в нас восхищение, эти «едва ли не насмерть разящие нас птицы души», несут нам на крыльях своих не только неописуемую свою Красоту, но и знамения ужаса:

«Кто, если б я вопль свой исторг, внял мне из ангельских
Полчищ? Положим, даже если б один из них
Вдруг восприял меня сердцем, я бы тут же сражён был
Его всемогущим присутствием. Ибо сама красота —
Только прилог ужасающий, который мы ещё в силах снести.
Мы красотой восхищаемся, покуда щадит она нас,
Не решаясь совсем уничтожить. Ужасающ каждый из ангелов.»><Ц>

Неужели одухотворяющая весь мир Красота, которой определяются все законы Природы – только видимость, только преддверие, только повод для ужаса? Не противоречит ли Рильке в этом фрагменте своим основополагающим эстетическим убеждениям? Вовсе нет.