– Представьте себе, по возвращению от вас его арестовали, – убеждал комиссар.

Малюк камнем опустился на соседний стул, нахохлился, как мокрая курица, и смотрел на Ткаченко выжидающе. Нет, он ничего не думал, ничего не хотел сказать. Он привык в такие минуты слушать решение других старших начальников. И Ткаченко его высказал:

– Товарищ старший политрук, идите, нет – бегите на батарею, примите все меры, чтобы личный состав не узнал об аресте Велигуры, хотя бы в течение двух-трёх дней. Одновременно подумайте, как лучше встретить нового командира батареи. Информируйте его обо всех вопросах, по которым обвиняется Химич. Не исключено, что он станет главным свидетелем на суде бывшего командира батареи.

Вечером на батарею пришёл новый командир батареи лейтенант Сметон. Малюк весь день был в казарме. Встретил Сметона с расплывшейся во всё лицо улыбкою и распростёртыми объятиями. Вначале они прошлись по казарме. Затем зашли в канцелярию. Первый вопрос последовал от Сметона.

– За что арестовали Химича? – ожидая ответа, он по хвастливой привычке сосал трубку, поднося к ней всё новые и новые зажженные спички. Смотрел он на Малюка в упор, вызывая своим нервным ожиданиям ответа категоричного и окончательного, мгновенно убивающего бывшего командира батареи.

Малюк рассказал обо всём: и о том, чего он никогда не видел и не слышал, но о чём убеждённо говорил ему комиссар полка Ткаченко, и о том, что он мог вычитать в политическом деле Химича, неоднократно читая его и дополняя в нём записи от себя. Не дождавшись конца длинного повествования на первый вопрос, Сметон задал второй:

– Как думаете, Химич вернётся?

– Думаю, нет. А вообще от вас будет зависеть многое. Нужно помочь НКВД, – намекал Малюк, ожидая согласие от будущего коллеги.

Сметон ответил откровенно, определённо и недвусмысленно:

– Всё понял. Постараюсь. Так как это и в моих интересах.

– Конечно, – обрадовался старший политрук, поясняя, – батарея подготовлена великолепно, и работать вам будет легко.

Возвратившись в казарму, Сметон заинтересовался секретной перепиской.

– Я – командир батареи – прошу от сейфа ключи! – обратился к дежурному Гуржию Сметон.

– Мне командир батареи…

– Не командир батареи, а бывший командир батареи, – спокойно поправил дежурного Малюк.

– Мне бывший командир батареи, – поправился дежурный Гуржий, – передал ключи и печать для передачи комиссии, которая проверит переписку и передаст новому командиру и секретные дела, и ключ с печатью.

Все, слушавшие ответ старшины Гуржия, были удивлены его смелости и неслыханной храбрости. Один писарь Богданов, по образованию юрист, был нисколько не удивлён. Он медленно подошёл к старшему политруку и к новому командиру батареи и тихонько заметил:

– Товарищ командир батареи, дежурный поступает правильно. Позвоните командиру дивизиона. Он назначит комиссию, переписка будет проверена и передана вам по акту.

Сметон мгновенно помрачнел. Брови его вытянулись в линию. Глаза его бегали недовольно и даже враждебно.

– Разве так командира батареи встречают? – громко спросил Сметон.

– Встреча командира – одно, а поступить правильно, по закону, совсем другое. – Точно на школьной скамье первокласснику разъяснял Богданов азы веками сложившегося права, к сожалению, которого не хотел знать Сметон.

– Кто вы такой? – строго спросил лейтенант Сметон стоявшего рядом краснофлотца Богданова.

– Писарь, товарищ лейтенант.

– Вам какое дело? – недовольно упрекал лейтенант.

– Очень прямое. Я юрист, – спокойно пояснял краснофлотец.

– Но здесь вы – писарь!

– Нет! И здесь я – и писарь, и юрист, и защитник советского права.