Я вздохнул, и мы немного помолчали. Переубеждать его, видимо, не имело смысла, да и чтó можно было возразить ему по существу?

«Вам бы подошёл кто-то из духовенства, – предложил я. – Или из русских религиозных философов».

«Скорее, из первого, – согласился юноша. – Те, вторые, слишком умствовали, блуждали в трёх соснах. Да, я охотно…»

«В любом случае, я благодарен вам за уже сделанное, Алёша: я видел, что вся ваша душа восставала, но вы мужественно исполняли свою службу», – поблагодарил я его.

«Вы, кстати, единственный, кто меня называет Алёшей, то есть через “А” в уменьшительном имени, – заметил юноша. – Такая милая и изящная отсылка к Фёдор-Михалычу, я ценю…»

«Всегда пожалуйста. Ах, кстати! – оживился я. – Ведь я, чего греха таить, надеялся, что вы через вашу роль сойдётесь с Мартой, то есть не планировал специально, но если бы сложилось… Вы не обижаетесь?»

Алёша коротко рассмеялся. Пояснил:

«Нет, я не обижаюсь! Это трогательно, и Марта мне почти симпатична. Её молодая любовь меня сегодня обожгла, хотя совсем и не мне предназначалась. Только ведь это тоже мýка: отвергать любовь молодой девушки, заставлять её страдать, потому что долг Помазанника не позволяет быть с ней. В любом случае, не надейтесь на нас слишком, я не могу обещать, что сложится. Наследник уже расстался с Матильдой, теперь встречаться с ней будет просто бесчестно».

«Но вы только что сняли с себя корону! – запротестовал я. – Так, значит, перед вами нет никаких преград!»

«Я её, как вы помните, даже не надел, – с юмором ответил мне Алёша, видимо, вспоминая распределение ролей в прошлую пятницу и шутливую попытку Лизы его «короновать». – Да, я уже не он. Ну, и какой Матильде тогда во мне интерес?»

«А я ведь передал ей письмо от вас», – признался я вдруг.

«От меня?» – поразился Алёша.

«От Государя: то последнее, которое она потеряла. Может быть, учитывая это, вы ещё передумаете?»

Алексей медленно и задумчиво повёл головой из стороны в сторону.

Я пожал ему руку, и мы попрощались до нового дня.

[23]

– Так и не найдя Настю в университете, я вечером вторника, закончив все дела, решил, что стоит мне ей хотя бы позвонить и рассказать произошедшее за день. С другой стороны, это произошедшее укладывалось едва ли не в четыре слова: «Алёша не принял престола». Даже, если подумать, в два слова: «Алёша отрёкся».

Эти два слова я в итоге и отправил своей аспирантке в виде короткого сообщения.

Я предполагал, что она, движимая женским любопытством, позвонит мне, чтобы расспросить о подробностях, да хоть просто прояснить смысл моей не совсем ясной фразы, и мы немного поболтаем. Но Настя решила переписываться и ответила мне тоже сообщением, видимо, с некоторой иронией:

А кто наследует?

«Понятия не имею», – написал я.

Настя затихла, и я думал, что на этом мы закончили переписку. Прошло минуты четыре – и вдруг от неё прилетело выразительное и загадочное:

Your Sun is rising – & to-morrow it will shine so brightly.^>23

– Как-как? – поразился автор этого романа.

Андрей Михайлович повторил сообщение и пояснил:

– And было написано через амперсанд^>24, а to-morrow – через дефис.

– Орфография начала прошлого века? – догадался я.

– Верно! – подтвердил историк. – Правда, к своему стыду, я этого не понял сразу, даром что писал в своё время диплом по этой теме. Смотрел на это предложение как баран на новые ворота, пока не сообразил: это ведь цитата из письма Александры Фёдоровны! От двадцать второго августа тысяча девятьсот пятнадцатого.

– Вы даже помните дату?

– Да, потому что это был день принятия Государем верховного главнокомандования, – пояснил Могилёв. – Единственное отличие только и имелось в том, что в подлинном письме вместо to-morrow стояло to-day, тоже через дефис, и глагол был в настоящем времени.