С вершины здания открывалась великолепная панорама – словно крепостные башни высились вдали заводские трубы, окружённые железобетонным лесом зданий и металлическими венами рельсов и виадуков. Между громадными производственными цехами и храмами-кайолами по мощным эстакадам извивались, словно змеи, блестящие поезда. Если повернуть голову налево, к северу, то можно было увидеть, как исполинские строительные краны вдали ворочают своими стрелами, словно динозавры длинными шеями, возводя очередное здание или эстакадную ветвь. Обратив взгляд направо, можно было полюбоваться похожим на гигантскую бутылку зданием Консенсуса, где заседало верховное правительство Халехайда.

Над всем этим великолепием обширно развернулось чистое, пронзительно голубое небо. Лишь вдали горизонт размывался неясным туманом, но то дымили комбинаты.

Абби потянулся и встал, разминая затёкшие от неудобной позы ноги – долговязые, сильные ноги, привычные взбираться по бесконечной лестнице. Ему предстоял недолгий подъём до кафедры истории, и снизу к нему уже приближались его приятели, ради которых Абби замешкался в ожидании. Они едва тащились, шумно переводя дух, утирая красные лица да прихлёбывая из бутылок воду. Абби, безучастно оглядев изнемогающих от жары и усталости однокашников, молча двинулся вверх во главе всей компании как предводитель войска. Войско, впрочем, было довольно унылым и нудным – студенты инженерно-строительного факультета еле передвигали ноги и обсуждали предстоящую лекцию по истории, а также приближающийся экзамен, который казался всем неимоверно трудным. Абби пожимал плечами. В прошлом году он сдал историю блестяще, и в этот раз не будет иначе – что же могло измениться, если курс истории повторялся из года в год от слова до слова?

Они добрались до нужного уровня и прошли в разверзнутые массивные двери, ведущие в обширную аудиторию – ярусы амфитеатра спускались к небольшой площадке, где располагалась трибуна, а также стол, за которым сидел совершенно типичный лектор – пожилой седовласый историк в очках, почитывающий книгу.

Пока кругом шелестели, рассаживаясь по местам студенты, Абби достал простой карандаш и толстую тетрадь. Он пролистал её, бегло просматривая прошлогодние записи. Вот эта лекция. Ровно год назад в точно такой же солнечный день профессор, восхитившись весенним теплом, рвущимся в огромные окна, и символичностью момента, начал рассказывать об объединении Халехайда и зарождении новой эпохи Мира. В прошлом году Абби выдержал экзамен превосходно, так же будет и нынче. Так будет и на следующем курсе, и ровно через год профессор улыбнётся, оглядит аудиторию поверх очков, возрадуется наступлению весны и с удовольствием начнёт тему объединения Халехайда. И студенты, высунув языки, в поте лица поспевая за лектором, будут записывать небезынтересные исторические факты, отмечать даты, увлечённо слушать и запоминать третий год подряд одно и то же.

Историк отложил книгу в сторону и поднялся с места. Гул в зале смолк, и лектор с улыбкой оглядел притихших студентов.

– Сегодня, друзья мои, началась весна, – заметил он, указав ладонью на сияющие янтарным отсветом подоконники, – истинный символ зарождения новой жизни, своего рода новая эпоха в бесконечном цикле природных этапов. И именно в этот чистый, радостный день мы с вами начнём говорить о зарождении не менее светлой и благодатной эпохи – эпохи Мира. Отметьте дату – три тысячи сто семнадцатый год.

Как вы знаете, обретение Единой Благодати, Гласа Божьего, случилось несколько раньше, однако началом эпохи Мира принято считать именно три тысячи сто семнадцатый год – год, когда случилось окончательное Объединение Халехайда. Нынче на десятый день лета состоится празднование двухсотлетия Мира, великая дата, друзья мои. Двести лет! Двести лет покоя и человеческого единства.