Уселся я на один из спутников, проплывающих подле планеты, и гостеприимно взмахнул руками, призывая ётов к столу.

– Друзья мои! – воскликнул я. – Отчего смущены вы и опасливы? Я пригласил вас для дружеской беседы, приготовил трапезу, но вы пренебрегаете моею дружбой и щедростью. Сердце моё от того угнетено печалью.

Раздался скрежещущий голос – то говорил один из ётов, показавшийся вдали.

– Кого ты пытаешься одурачить, Фонон? Ты – один из подлых идов, что любят терзать нас и увечить себе на потеху. Вы уничтожаете нас и коверкаете наше естество.

– Одурачить? – удивился я. – Любой обман мне чужд, как чужда и подлость, и стремление увечить и уничтожать. Не скрою, хочу я кое-что получить от вас, но то лишь ответы на вопросы.

– Все мы знаем, что в мгновение ока можешь ты расщепить нас на атомы, – злобно прошипел ёт. Я пожал плечами.

– Да, но зачем мне делать это?

– Что, если ответы тебе придутся не по нраву? Проклятый ид, своими колебаниями ты разорвёшь нас на куски, как и любое твёрдое тело вроде этой планеты.

Я покачал головой.

– Ах, пернатый змей! Бессмысленное насилие чуждо мне, как и всем идам. Согласен, зачастую вы служите строительным материалом для вселенной, но должны вы понимать, что сия участь – великая честь, великое избавление и перерождение. Преобразовываясь в нечто прекрасное, вы не гибнете, но напротив – растёте и развиваетесь.

– Как насчет унижений? – проревел другой ёт. – Проклятая Ланиакея заставляет нас перетаскивать целые галактики на своих спинах. Мы сгребаем звёзды в кучу, и они жгут нас, увечат и крушат нас!

– Разве является унижением строительство сверхскоплений? – возразил я. – Оглядывал ли хоть один ёт плоды своего изнурительного труда? Видел ли какую красоту и гармонию творит он? Ваши раны, ваша гибель – цена которую вы платите за собственное перерождение. Ибо обожжённые звездами ёты сгорают и рассеиваются в молекулярное облако, которое в последствии коллапсирует и возрождается новой…

– Звездой, – прошипел первый ёт. – Велико ли счастье быть бестолковой звездой?

– Полагаю, не меньшее, чем быть подобным тебе, – рассмеялся я. – Всё же звёзды – провозвестники жизни. Друзья! Прошу же к столу! Не бойтесь меня, я с великим тщанием и уважением к вам накрыл сей стол, чтобы порадовать вас, гостей своих!

Ёты неуверенно и медленно приблизились ко мне. Тот, кто первым заговорил со мною, представлял собой гигантскую толстую кишку, забитую нечистотами, которые постоянно вываливались из окончания хвоста сего титанического змея. Чтобы не быть опустошённым и немощным, и поддерживать свою силу и полноту, змей засовывал хвост себе в пасть и пожирал свои же нечистоты. Пасть его была космата – грязные зеленоватые волоски покрывали её всю, разрастались бородой и шли ниже по телу, где торчали облезлые тощие перья. Ими были покрыты худые зелёные крылья, плешиво зияющие пятнами гнили.

– Пернатый змей, уроборос, добро пожаловать, – я вежливо препроводил гостя к столу. – Уверяю, что я первейший друг ваш и никогда не таил никакого зла на вас.

Я обнял змея и провел рукой по ребристой поверхности этой крылатой кишки. Змей усмехнулся.

– Ты первейший глупец, – прошипел он, капая из пасти жидкими нечистотами. – Фонон, тебе ли не знать, что никто из идов не водит дружбы с ётами.

– Ах, напрасно! – воскликнул я, хватая его за морду и целуя в лоб. – Дружба с людьми для меня – величайшая ценность. Постиг я многое, но отношения с человеком – блаженнейшее из всего, что довелось мне испытать!

– С людьми? – расхохотался змей. – Вы слышали? Этот остолоп считает нас людьми!

В ответ ему раздалось хрипящее похрюкивание – ёты натужно смеялись, боязливо прячась у змея за спиной.