Рехи острее обычного ощущал запах Ларта. Это странное сочетание эльфийского и человеческого, неведомое и манящее новым голодом. Хотелось так же впиться в его шею, так же испробовать до головокружения терпкий алый нектар, слизывая малейшие капли. Но ему это не было позволено. С ним играли, его мучили, Ларт пытался всеми способами сломить его волю – это Рехи понял сразу. Но у странника пустоши все еще осталась нерушимая цель, пусть на какое-то время он и принял правила чужой игры.

– Пойдем, – сказал Ларт. – Нас ждет пир.

Путь обратно Рехи не запомнил. Он достаточно быстро восстановился и не чувствовал недостатка крови. Ему не хотелось думать о произошедшем и об убитом в шатре воине, но не удавалось: Ларт шел впереди, он был вождем поселения, всем для полукровок с их жестокими порядками. И какой же ненавистью заходилось сердце, когда Рехи осознавал, что теперь тоже в его власти.

«Ну что ж, не утопили и не съели. Уже хорошо», – утешал себя пленник, но впадал в уныние от того, что не ведал грядущего. В это смутное время на помощь к нему не приходили ни Тринадцатый Проклятый, ни Митрий, ни образы прошлого. Никто не подсказывал, как поступить. Деревня была огорожена забором, вокруг которого бродили ящеры, а на пустоши наверняка поджидали недобитые отряды людей.

«И что же будет на этом пиру?» – весь день размышлял Рехи, притрагиваясь к слегка припухшему следу укуса на шее. Не сделают ли его главным блюдом, раз уж его кровь так понравилась предводителю? Нелепая смерть, особенно после того, как пережил битву и приключение в скале.

Рехи после столкновения с врагами понял, что для воина лучшая смерть – на поле боя. Может, поэтому безногий попросил убить себя с мечом в руке, пусть не в сражении, но вскоре после него.

«Вечный пир – приглашение к смерти», – в полной мере осознал Рехи, пока помогал окончательно разобрать учиненный в деревне беспорядок. Работа ему все-таки нашлась, и какое-то время даже зоркий глаз Ларта не следил за ним. Зато остальные полукровки пристально смотрели на него со всех сторон – кто заинтересованно, кто с опаской, а кто откровенно плотоядно.

«Не хочу на этот пир! Не хочу!» – ужасался Рехи, потому что после вынужденного купания-утопления в полной мере понял, что любая милость Ларта – это ловушка, западня для его мрачных целей. Пусть он и хотел привести свое поселение к процветанию, но Рехи вовсе не намеревался жертвовать собой во имя других. Уж точно не во имя каких-то неприветливых полукровок.

Вечер на пустоши наступал, когда красные сумерки полностью сливались с алой точкой на горизонте, которой обозначалась мифическая Разрушенная Цитадель. Тогда все окутывал первозданный мрак, который эльфы любили даже больше, чем время, когда люди видели более или менее отчетливо и ясно. Темнота всегда скрывала лазутчиков-эльфов.

Рехи скучал по временам, когда водил свой отряд, никому не подчиняясь, на очередную охоту. Тогда все казалось невероятно простым и честным. Они ловили жертв, пили кровь, возвращались в деревню, слушали рассказы стариков, раздумывали над смешными загадками Здоровяка, потом обычно разбивались на парочки. Кому как везло. Рехи уединялся с Лойэ… И все выглядело крайне понятным.

В поселении полукровок все расплывалось, как лицо призрака: точно Ларт умел обращаться в ящера и сам рыскал по пустоши в облике Ветра. Впрочем, если в ящера перекидываться и не умел, у предводителя все равно существовало несколько личин. С врагами он был зол и беспощаден, с Рехи вел странную игру, зато со своими оставался неизменно добр и обходителен. Он даже распорядился перенести к себе в шатер всех раненых, которые могли двигаться. Они-то просили не «вечный пир», а нормальный, с едой. И Ларт не отказал.