Стал невидимым.

И, выходя через стену, стер пауку память.

2.

Бал, который давал Принц в честь открытия сезона, начинался пустым и бесцветным днем. Но еще ночью в одном из заброшенных отростков гостиницы-монстра одетые в черное люди отперли двери, и в необъятных темных залах, обычно всегда пустых и холодных, были зажжены свечи.

И гонимый порывами мелкого дождя, я летел над мрачными лабиринтами заброшенных зданий западного крыла. По земле стлался туман, из разинутых оконных ртов на меня смотрела хищная чернота.

Впереди мерцала цепочка огней, там начинался бал, и я завороженно спешил на их свечение.

Опустился на причудливый балкон с обвалившимися барельефами на каменных тумбах и лепными вазами для цветов.

Спрыгнул с перил.

Балконные двери были распахнуты настежь. Слышались музыка и голоса. Взволнованный женский голос глубоким контральто читал:

– Предмет насмешек ада, тень…

Я шагнул, отодвигая рукой пыльный гобелен, и оказался в зале.

Балконные двери располагались рядом со сценой, залитой светом прожекторов. На ней стояла девушка в трагическом платье перед строем мужчин в окровавленных костюмах зомби.

Мое появление прошло почти незамеченным. Женский голос продолжал:

– … Призрак, обманутый судьбой, бессмертной раною убит…

Я, пригнувшись, крался в первом ряду зрителей, и тут меня окликнули, я оглянулся, но никого не увидел в полумраке.

Женский голос чувственно сказал:

– … Ты обернешь молящий взгляд… – и после паузы, тише. – … И строй кровавый закричит.

Кто-то еще раз окликнул меня, я выпрямился.

Вдруг прожекторы переместили лучи, выхватывая мою фигуру из тьмы, и девушка, указав на меня рукой, завершила обвинение:

– Он виноват…

И строй зомби следом за ней хором подтвердил:

– … он виноват!

Я стоял ослепленный светом прожекторов. В кедах, в рубашке и джинсах посреди гостей в бальных платьях и смокингах.

Конферансье в белом пиджаке вскричал:

– А вот и наш долгожданный герой! Он не полезет за словом в карман… Или полезет? Мы узнаем об этом прямо сейчас…

Издалека раздался презрительный свист и возгласы неодобрения, которые прервались аплодисментами.

Кто-то вскричал:

– Браво!

И повисла пауза ожидания.

Девушка молча смотрела на меня. Зомби улыбались: по сравнению с безупречно одетыми гостями, я выглядел даже хуже, чем они.

Тут до меня дошло…

Это был поэтический поединок, соревнование. Где обменивались смыслами, мне не понятными. И догадался, что должен дать поэтический ответ.

Резкий прожекторный свет мешал сосредоточиться.

Я неожиданно для себя вошел в состояние суперпозиции и тотчас же знал кому и что нужно сказать. Слова вспыхнули в голове, и я повернулся к человеку в белом.

Это был отрывок, которой я учил в школе на Земле.

Стихотворение не казалось хорошим выбором… Сложно сказать, как в суперпозиции интуиция считает варианты. Возможно, произошла ассоциативная привязка через символы «вина», «плоть», «смерть».

– … Мы любим плоть… и вкус ее, и цвет… – читал тихо я, – и душный, смертный плоти запах… виновны ль мы, коль…

Девушка в трагическом платье покачнулась и оперлась на рояль рукой, а по ряду зомби прошла волна. Двое из них опустились на колени не в силах устоять на ногах. Конферансье побледнел, казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

В глубине зала раздались сдавленные возгласы и стон.

Кто-то выкрикнул:

– Прекратите, ради бога…

И вдруг я осознал, что от волнения накладываю намерение стихотворения на окружающих, превращая его в заклинание. Но не мог остановиться и дочитал до конца:

– … хрустнет ваш скелет… в тяжелых, нежных наших лапах…

Меня встретила тишина. И в этой тишине еще один зомби упал на колено, и его вырвало на сцену.